Сила Солнца: Фантастическая повесть для молодежи из времен недалекого будущего - Николай Андреевич Чайковский

песок. Свидетельством исчезнувшей жизни и являются русла бывших рек, называемые по-арабски «уади», а в краю Тибести — «эннеди». Зачастую в них еще можно найти следы растительного и животного мира, пальмовые и мимозовые рощи, колодцы и водоемы с останками воды. Следует также знать, что здесь по временам, хотя и очень редко, случаются страшные бури с громами и ливнями; быстрые потоки воды до краев наполняют «уади» и размывают берега. В одно мгновение снова расцветает жизнь, пробуждается растения и вся земля покрывается зеленью. Но этот рай недолговечен. Несколько дней солнечного пекла — и жизнь замирает, а нового дождя иногда приходится ждать несколько лет…

Стоя на террасе, я увидел на горизонте прямо перед нами, то есть на юго-западе, силуэты далеких гор; до них было, вероятно, около 200–300 километров. Согласно показаниям годографа, мы уже пересекли границы Тибести и приближаемся к конечному пункту нашего путешествия. Через 3–4 часа будем на месте.

Светает, но рассвет здесь не такой, как у нас. Очень быстро становится светло; а сумерки, как я заметил вчера, здесь короткие.

***

В тот же день, позднее

Еще полчаса — и мы сядем. Перед нами высокие горы, под нами — пустынная равнина. Миновали несколько гористых цепей пониже, изрезанных глубокими ущельями; теперь под нами полоса песчаной пустыни. Слева — довольно большой оазис; сквозь пальмовые ветви, кажется, проглядывают хижины. Мы летим так низко, что можно различить отдельные деревья. Чем ниже, тем горячее становится воздух. Солнце быстро выкатывается на небо и начинает немилосердно припекать.

Я весь дрожу: чем встретит нас земля Тибести?

Садимся!

IX

В стране Тибести

«Украинский орел» совершил посадку 15 апреля в 8 часов 23 минуты утра, под 17°5′32″ восточной долготы от Гринвича и 21°8′35″ северной широты, близ оазиса Адур, расположенного в 40 километрах на запад-се-веро-запад от Бардая, столицы страны Тибести. Посадка прошла гладко, без происшествий. Аэроплан сел на обширном каменном плато, почти горизонтальном, с небольшим наклоном к югу. Это плато, окруженное горами и балками, выступало, подобно холму, над песчаными грядами в 2–5 километрах от оазиса Адур; гипсометр показывал высоту в 973 метра над уровнем моря.

Путешественники остались в самолете. Наружу выбрался только Аким Филиппович Лосняченко, одетый по-бедуински. Загорелое лицо, массивный нос с горбинкой и черная борода придавали ему восточный вид. На нем был белый шерстяной плащ с длинными широкими рукавами; он подпоясался широким поясом и надел на голову большой красный тюрбан. На ноги натянул кожаные сандалии, а за пояс заткнул два длинных кинжала, ножны и рукояти которых были обиты металлическими накладками и усеяны самоцветами (на самом деле — разноцветными стекляшками) и два так же пестро изукрашенных пистолета. На всякий случай, в карманах у него имелись два заряженных револьвера и острый длинный стилет. В руке он держал толстый посох. В подобном наряде высокий и широкоплечий Лосняченко выглядел внушительно и казался настоящим арабом.

Рядом с ним вдруг появился еще один араб, темнолицый и безусый человечек, одетый по-восточному, как и Лосняченко, но много беднее. В руках он нес деревянную шкатулку с подарками для новых друзей — султана Тибести, адурского марабута Бен-Сиди и их приближенных. Этим оруженосцем был не кто иной, как доктор Нестеренко. Ссылаясь на свой невысокий рост и темный цвет лица, доктор напросился сопровождать Лосняченко во время первого визита к туземцам.

Оба лже-араба, Ахмед Селим Бен-Изагура и его слуга Ага, двинулись к оазису, с любопытством осматриваясь. Они спускались с каменистой возвышенности, где стоял аэроплан, в широкое ущелье между двумя грядами высоких гор Тарсо. На западе виднелось самое высокое скопление гор с горой Эми-Тусиде высотой в 2700 метров[40]. Вершины гор блестели на солнце так ярко, что приходилось отводить глаза. То был не снег или туман — дикие, обрывистые склоны были совершенно голыми, а свет ярко отражал песчаник. Каменные стены кое-где были темными, почти черными благодаря примесям железной руды.

Прямо на юге, в 100 метрах ниже, раскинулся оазис Адур; хотя до оазиса, как могло показаться, было не больше 2–3 километров, наши путники успели выбиться из сил, пока дошли до него. В чистейшем раскаленном воздухе с небольшой примесью водяных испарений все предметы выглядели ближе, чем в действительности, а пробираться по камням и расселинам было очень трудно.

На востоке, на небольшом взгорье, простирались песчаные гряды. Чуть подальше они резко обрывались, а за ними лежало широкое высохшее русло реки Эннеди Бардай, тянувшееся на 300 километров. Местами оно расширялось до 5 километров; на дне ущелья росли густые пальмовые и мимозовые рощи. Воды в этой реке не было, однако изобилие растительности говорило о том, что земля была хорошо увлажнена.

Лосняченко и Нестеренко спустились с возвышенности и добрый час шли по равнине, прежде чем приблизились к жилищам. Солнце безжалостно обжигало руки и лица. Раскаленный песок под ногами, даже сквозь толстые кожаные подошвы, жег пятки, не привыкшие к такому жару. Воздух был настолько сух, что дыхание перехватывало. Путники обливались потом.

Не успели они подойти к первой хижине, как из-за пальм выступила группа людей. Невысокие туземцы были одеты в белые, длинные одежды со свободными рукавами. На плечи и грудь были наброшены светло-синие накидки, на головах — небольшие тюрбаны. Лица были прикрыты «литамами» из двух полос материи: одна закрывала лоб, а другая подбородок и нос, оставляя лишь узкую щель для глаз. В руках они держали длинные копья с острыми наконечниками и загнутыми назад зубьями и железные палицы в виде ветвистых оленьих рогов; этим метательным оружием они искусно поражают издали животных или врагов.

Заметив туземцев, чужестранцы также прикрыли лица. Хозяева и гости молча и медленно сходились. В двадцати шагах туземцы сели на корточки и стали ждать; то же молча проделали чужестранцы. Первым торжественно заговорил Лосняченко:

— Лагалис инкеннаго?[41]

— Лагалис! — ответили туземцы хором, но каждый иным тоном.

Лосняченко продолжал спрашивать:

— Лаганини?

Последовал тот же ответ:

— Лагалис!

— Киллагани?

— Лагалис!

— Гита иннадуния?

— Лагалис!

— Игилла! — завопил во все горло Лосняченко.

Хор туземцев чуть глуше повторил: