Сила Солнца: Фантастическая повесть для молодежи из времен недалекого будущего - Николай Андреевич Чайковский

такие вещи, что перед глазами встает яркий и живой образ. Видишь всю жизнь этой травинки; кажется, слышишь биение ее пульса, тешишься ее радостями и грустишь над ее невзгодами.

Никогда не забуду, как впервые его увидел. Приехав в Одессу, я поступил на медицинский факультет и записался на обязательный курс биологии растений. Со средней школы я хорошо знал ботанику; помнил латинские названия нескольких тысяч растений, умел подробно описать любой увиденный цветок и мог долго рассказывать о каждом кусте или дереве всякому, кто готов был меня слушать. Поэтому мне было очень любопытно послушать лекцию по ботанике в университете. Я был уверен, что профессор не сможет поведать мне ничего нового.

Но первые же слова профессора захватили меня. Я знал растения лишь поверхностно, видел только внешние, бросавшиеся в глаза черты; а профессор рассматривал их внутреннюю жизнь и раскрывал тайну их существования. Я услышал, что все живые существа — как бы единая большая семья, в которой каждое создание имеет свое предназначение и место, что внешний вид и образ жизни любого растения указывают, по каким причинам оно выглядит так, а не иначе… Я настолько заслушался словами профессора, что и не заметил, как прошел час. С этого дня я стал одним из прилежнейших студентов Ивана Петровича и начал постепенно сближаться с ним. Во втором полугодии я бросил медицину и всем своим существом отдался ботанике. Начал работать в лаборатории. Здесь я воочию увидел то, о чем до сих пор только слышал от профессора. Микроскоп раскрыл передо мной жизнь растений.

Мои незаурядные успехи в лаборатории обратили на себя внимание профессора. Иван Петрович хвалил мои работы, в основном рисунки и микрофотографии. Вследствие этого я уже в третьем полугодии стал демонстратором и подавал ему на лекциях необходимые препараты, а сейчас — на пороге четвертого семестра — направляюсь вместе с ним в научную экспедицию, в Сахару!

Дело было так: я сидел за микроскопом и рисовал. Подходит ко мне Иван Петрович и спрашивает, не полечу ли я с ним в Сахару. Я только глаза на него вытаращил. Должно быть, у меня был очень дурацкий вид, потому что он, против обыкновения, громко рассмеялся и повторил свой вопрос. Я не понял, говорит он всерьез или шутит, но быстро убедился, что он действительно хочет взять меня с собой. Я не знал, как благодарить профессора. Он сразу же повел меня к профессору Роздвянскому и представил как своего помощника.

А что за человек Михаил Антонович! С Иваном Петровичем целуются, как родные братья, хотя характерами совсем не схожи. Михаил Антонович — живой, веселый, вечно шутит и много говорит. Он так дружески и весело обратился ко мне, что я сразу к нему привязался. Когда Иван Петрович представил меня, он сказал: «Ну что, товарищ, собираетесь с микроскопом в руках изучать буйные заросли песков Сахары?» Я засмущался: вдруг он смеется надо мной? Тогда Михаил Антонович приветливо потрепал меня по плечу и добавил: «Я очень рад, что наша экспедиция приобрела такого достойного сотрудника. В этом путешествии вы почерпнете много больше, чем сидя дома».

С нами едут еще несколько специалистов-профессоров. Географ Слушкевич, долгие годы занимавшийся Африкой — человек страшно нервный и крикливый и ни у кого не вызывает большой симпатии. Он помогал Михаилу Антоновичу разработать детальный план путешествия. Зато профессор геологии Сегобочный чрезвычайно молчалив; на всех наших заседаниях он не произнес ни слова, будто его ничего не волновало. Далее имеем археолога Василенко: он готов перекопать всю Сахару, только бы найти какие-то следы доисторических людей, которые, по его мнению, некогда там жили. Он так увлечен своим предметом, что ни о чем другом и думать не в состоянии, уже успел изложить нам полную первобытную историю северной Африки и заранее просит всех помогать ему в поисках и раскопках. В экспедиции также принимает участие лингвист Лосняченко. Он говорит почти на всех восточных языках, много лет путешествовал по Востоку, а теперь будет служить нам переводчиком; без него наш кружок был бы неполон. Есть и врачи: бактериолог Хомец и Нестеренко, по специальности хирург, а по совместительству знаменитый летчик и известный одесский спортсмен. Маленький, худенький — но очень сильный и выносливый, с неслыханно крепкими нервами.

С профессорами путешествуют ассистенты. Михаил Антонович привез из Киева в Одессу всех своих давних помощников: Покатило, Берестецкого и Завалу. Они помогали ему в постройке аэроплана и подготовке экспедиции, а теперь отправились в путь вместе с нами. Ассистент Василенко — Гучко, такой же увлеченный археолог. Врачи взяли с собой фельдшера Павлюка, которому поручен уход за аптекой. К научному персоналу экспедиции принадлежу, наконец, и я.

Технический персонал включает одного одесского радиотелеграфиста, Онищенко, работавшего в Киеве на заводе Михаила Антоновича, искусного механика Яворенко (тоже с киевского завода), четырех опытных пилотов, повара Рукавичку — весьма комического персонажа — и двух служителей: Тхора и Грушко. Всего нас вылетело из Одессы 23 человека; двадцать четвертый, ассистент проф. Слушкевича, незадолго до отлета заболел и остался дома, а вместо него мы в Константинополе приняли на борт Стопескула. Еще с нами летит большой пес Ивана Антоновича, Бублик. Вот и все, что следует знать о личном составе экспедиции.

«Украинский орел», наш самолет, описывать не стану, но по возвращении вклею сюда его фотографию, которая вместе с описанием была помещена в последнем номере одесского научно-технического журнала «Космос». А здесь я лучше расскажу о том, чего люди не знают: о его ровном и уверенном полете и о наслаждении, какое испытывает каждый, кто летит над землей.

***

4 апреля, полдень. Селение Мандра, в Греции

Вот куда загнала нас проклятая буря! Вместо Египта мы отклонились в сторону и очутились в Греции, лежащей чуть ли не в 500 километрах от намеченного пути! Но это еще мелочи; не будь Михаила Антоновича, мы все погибли бы, а наш самолет разбился о прибрежные скалы Средиземного моря!

Мне не описать весь ужас воздушной бури. Она намного страшнее любго морского шторма. Там-то хоть чувствуешь, что под тобой что-то есть, что ты не провалишься вниз, а здесь не понять — не то падаешь, не то вихрь тащит тебя вверх; оглянуться не успеешь, как самолет расплющится о скалу. Страшно, что говорить!..

А началось все как-то незаметно. Когда я ложился спать, небо чуть хмуилось, но такой непогоды никто и не ждал.