Танцуя с тигром - Лили Райт

– Aló.

Неожиданно распахнулась дверь кухни и за ней показался человек. Анна ожидала увидеть мексиканца, но мужчина был англоамериканцем. С его худых бедер свисали джинсы, скрывающие армейские ботинки. Он выглядел голодным и измученным. Мешки вокруг глаз напоминали пузыри из жевательной резинки. Это был не Гонсалес. Это был его твиггер.

– Soy Anna, de la parte de señor Ramsey. El coleccionista[117].

Он ответил на английском:

– Вы – Дэниел Рэмси?

Анна кивнула. Почти. Он махнул ей рукой, приглашая в кухню, последнее место, куда ей хотелось бы пойти. Она посмотрела в окно. Такси уже и след простыл.

В кухне царил еще более зловонный запах, чем в зале. Раковины из нержавеющей стали и голые полки воняли прокисшим молоком. Три окна с трудом пропускали немного света в помещение. К центру комнаты кто-то перетащил стол и пару стульев. Забрызганная чашка. Засаленный мобильный телефон. Твиггер сел за стол. Это был его кабинет. Выражение лица молодого человека постоянно менялось, как будто он видел странные фильмы и реагировал на кадры, проплывающие перед глазами. Кто знал, что ему мерещилось? Анна читала о метамфетаминщиках. Эти идиоты могли поднять на воздух свои дома. Вместо зубов у них во рту была прогнившая труха. Они были разносчиками заразы. Первоначальная эйфория от дозы быстро перерастала в паранойю и галлюцинации. Наркоман был готов продать родную мать за вмазку.

– Меня прислал Дэниел Рэмси, – сказала Анна, вздохнув с облегчением хотя бы от того, что сделку не нужно было вести на испанском. – Лоренцо Гонсалес еще не приехал? Он должен встретиться с нами.

Мужчина обернулся.

– Его нет.

Анна подавила в себе нетерпение. Она не видела маску, но та могла быть где угодно. В морозилке. В духовом шкафу.

– У меня есть деньги.

Черный археолог встал и направился к раковине; его шаги были такими длинными, будто он забыл, что простые вещи требуют гораздо меньше усилий. Затем без всякой видимой причины он поставил кипятиться кастрюлю, вернулся к столу и подобно камертону стал мерно постукивать пальцами.

– Я не ожидал, что приедет женщина, – наконец сказал он.

Анна произнесла те же самые предложения, которые всю дорогу репетировала на испанском:

– Вы связывались с Дэниелом Рэмси. Он мой отец. Я его дочь. Мы хотели бы купить у вас маску.

– Вы опоздали.

Диггер без конца чесал покрытые струпьями руки. Сидевшие на метамфетамине часто страдали от этой галлюцинации – им казалось, что под кожей шевелятся насекомые. Термиты. Жуки. Муравьи.

– Вообще-то, пришли слишком рано, – поправила его Анна. – У нас опцион до завтра.

– Я уже продал маску.

– Что?

Его голова дернулась.

– Вы опоздали.

Ни в одном из ужасных сценариев, которые рисовала себе Анна по дороге на эту встречу, такого поворота не было.

– У нас был эксклюзив.

Она повторяла это слово, цепляясь за него, как за спасительную соломинку, потом произнесла его на испанском – exclusivo, оно казалось ей более выразительным. Она посмотрела на дверь, но Гонсалеса все еще не было.

Черный археолог зажмурился и тихо произнес:

– Кажется, я потерял счет времени.

– Мы перечислили залог. – Учитывая обстановку, это звучало с безнадежной наивностью.

– У меня нет никаких записей об этом в моих книгах.

Анна оглядела кухню. Здесь не было никаких книг. Не было даже ручки.

– Кто купил эту маску?

– Она все еще здесь. – Снова странные подергивания головой, по всей видимости, еще один рефлекс. – Сзади.

Анна использовала свой самый сахарный голосок:

– Ну, раз уж мы приехали первыми, то я куплю маску прямо сейчас. И вы сразу же получите деньги.

Твиггер ударил кулаком по столу. Анна подпрыгнула от неожиданности. Он шлепнул себя по лицу. Просветление. Перезагрузка. Кажется, это помогло. Он побрел в дальнюю комнату и вернулся оттуда, держа в руках небольшую, размером с тостер, коробку. Створки ее были перевязаны бечевкой.

– У меня есть другое предложение, так что цена выросла, – пробормотал он.

– Насколько?

– На двадцать пять процентов.

Анна согласилась. Парень был не в себе, поэтому, возможно, он не сможет и сосчитать. Она отдаст ему десять тысяч. Где же, черт возьми, Гонсалес? Черный археолог одергивал джинсы. Она смотрела на него, не на коробку. Казалось, он это оценил.

– Хотите посмотреть маску?

Анна сказала, что хочет. Черный археолог поднес палец к губам, словно внутри коробки тихо спал детеныш кролика. Анна осторожно потянула за бечевку.

Миштеки[118] были виртуозами в каменных работах, и глазам Анны открылся настоящий шедевр. Сотни осколков бирюзы были вырезаны, отшлифованы песком, отполированы и приклеены на свои места. Семь зубов маски были изготовлены из переливающейся раковины, аккуратные, как клавиши печатной машинки. Одного глаза не хватало. Возможно, его разбил черный археолог. Неповрежденный глаз из ракушки был обрамлен сусальным золотом; зрачком служил черный овальный камень. Маска была удивительно тяжелой, как будто обладала каким-то метафизическим весом, несла на себе груз человеческой души, ее истории, поисков бессмертия.

До этого момента Анна охотилась за посмертной маской только из-за тех благ, которые мог получить тот, кому принадлежала реликвия, но сейчас она была ошеломлена ее культурной ценностью. Анна вспомнила факты, которые успела изучить. Во время своего восемнадцатилетнего правления Монтесума носил сандалии, украшенные драгоценными камнями, кольцо в носу, великолепный головной убор с четырьмя сотнями мерцающих перьев кетцаля в золотой оправе. (Эта потрясающая реликвия принадлежала Австрии, которая после пяти столетий со скрипом согласилась передать ее «во временное пользование» Мексике.) После смерти Монтесумы преданные своему повелителю слуги положили его посмертную маску около урны с прахом, так чтобы он был готов встретиться с богами. Кто бы мог подумать, что это вечное путешествие прервет в двадцать первом веке наркоман, отчаянно нуждающийся в дозе. Это была неприятная мысль, и Анна поспешно прогнала ее. Она подумала о том, как сильно любит отца, как он будет гордиться маской, как будет взволнован, когда покажет миру эту драгоценную частицу мексиканской истории, которая станет бриллиантом в «Коллекции Рэмси».