Ленин. Человек, который изменил всё - Вячеслав Никонов

Председателем Госбанка станет Арон Львович Шейнман, который писал: «В осуществлении этого решения, в претворении его в жизнь ВИ принимал живейшее участие. В начале ноября 1921 года, при обсуждении проекта декрета ВЦИК об учреждении Госбанка, ВИ настоял на том, чтобы в самом декрете был указан срок открытия действий банка, а именно – 15 ноября. Мне это задание казалось неосуществимым, но с помощью ВИ, не брезговавшего вмешиваться даже в мелкие детали по организации банка, как, например, в вопросе о предоставлении здания, банк был открыт с опозданием всего лишь на один день, а именно 16 ноября… В истории банков всего мира, не говоря уже о России, еще не было случая организации банка в 5–6 недель»2359.

Финансовая реформа проводилась в несколько этапов на протяжении трех лет. Для изъятия обесценивавшейся денежной массы прошла серия деноминаций. Сначала один рубль 1922 года выпуска, названный «совзнаком», был приравнен к десяти тысячам прежних рублей. А через год эти совзнаки были деноминированы в 100 раз, и рубль, выпущенный в 1923 году, равнялся уже донэповскому миллиону. В конце 1922 года параллельно был введен в обращение и совершенно новый денежный знак – червонец, который приравнивался к 10 дореволюционным золотым рублям, то есть к 7,7 грамма чистого золота. Это была свободно конвертируемая валюта, курс которой определялся на фондовых биржах, в том числе и зарубежных.

На последнем этапе реформы были выпущены новые дензнаки – казначейские билеты номиналом в 1, 3 и 5 рублей, которые теоретически тоже имели обеспечение золотом. И только в 1924 году все ранее имевшие хождение деньги (кроме червонцев и металлических монет) подлежали обязательному обмену на новые рубли. Надо сказать, что народ, привыкший существовать на пайки и не доверять деньгам, поначалу в массе своей весьма негативно отреагировал на денежную реформу. Интерес к ним возвращался постепенно и болезненно.

С 1922 года была сформирована сеть банковских учреждений, которая, конечно, по объемам операций многократно уступала дореволюционной. Госсектор кредитовал Торгово-промышленный банк (Промбанк), сельхозкооперацию и крестьянские хозяйства – Сельхозбанк, местные госпредприятия и ЖКХ – Центральный банк, частные предприятия – акционерные банки. Всего в стране в середине 1920-х годов будет более 60 банков, акционерами которых были государство, синдикаты, кооперативы, зарубежный бизнес. В 1922 году возникли сберкассы, которые платили проценты по курсу золотого рубля.

Воссоздание финансовой системы позволило изменить и налоговую. От натурального обложения крестьян переходили к денежному. Для частных торговых и промышленных предприятий в 1921 году устанавливался промысловый налог – за патент и с оборота, а также акцизные сборы – в основном, на табак, алкоголь и косметику. Подоходный и имущественный налог с прогрессивной шкалой обложения был введен для всего населения в 1922 году. Через год начали облагать государственные, кооперативные и концессионные предприятия по ставке 8 % от чистой прибыли. Были и таможенные налоги, но их вклад в бюджет был минимальным из-за незначительности внешней торговли2360.

Ленин в ручном режиме занялся реанимацией ранее им же уничтоженной торговли. Верхние ряды на Красной площади возродились в виде ГУМа. «В беседе со мной ВИ намекнул мне, как знающему торговое дело, чтобы я поглядел со стороны на открывающиеся магазины, – запомнил возглавивший Всероссийскую торговую палату Сергей Васильевич Малышев. – В течение нескольких дней я заходил в магазины ГУМа. Куплю что-нибудь, обойду все отделения, а выйдя, где-нибудь в уголке, запишу, что в таком-то отделении то-то не в порядке. И при встрече с ВИ рассказываю ему, что в ГУМе… В начале зимы 1921 года Владимир Ильич сказал мне, что нам необходимо широко развить охотничий промысел, увеличить добычу валютного товара – пушнины». А затем Ленин поручил Малышеву возродить дореволюционные ярмарки, в первую очередь Нижегородскую и Ирбитскую2361.

Оживала внешняя торговля. Снова появилась возможность тратить золото для закупок самого необходимого: «телеграфные аппараты для разрушенных гражданской войной железнодорожных станций, насосные станции, проволока, гвозди, топоры, пилы, напильники, инструментальная сталь, ремни и т. п. Основная директива, в утверждении которой участвовал ВИ, состояла в том, чтобы закупать только орудия и средства производства, сводя к минимуму закупку предметов потребления». Голод, как мы видели, заставил переориентировать весь внешнеторговый аппарат на хлебный фронт.

Экспортное окно приоткрылось после заключения торгового договора с Англией и нескольких прошедших там судебных процессов, которые прояснили вопросы законности таких коммерческих операций и возможность репатриации денег в Россию. «Только с этого момента появилась возможность вывоза нашего леса, льна, пеньки, пушнины и нефтепродуктов, – объяснял Красин. – С этого же времени во весь рост встал перед нами вопрос о монополии внешней торговли». Выяснилось, что «у каждой почти организации, не только у хозорганов, но и у многих нехозяйственных наркоматов, оказались запасы льна, пушнины, щетины и других экспортных товаров… Практические интересы нэпа и многих государственных и хозяйственных органов нашли себе и “теоретическое” обоснование, а параллельно с этим развивался нажим со стороны заграницы»2362. Вопрос о том, кто и на каких условиях может торговать с заграницей, быстро переместился в политическую плоскость.

Началась многомесячная эпопея переговоров с Уркартом, британским бизнесменом, который до революции был председателем «Русско-Азиатского объединенного общества» и владельцем крупнейших горнодобывающих компаний в России. Ленин к конце июня 1921 года наставлял советскую торговую делегацию в Лондоне: «1) Согласны дать в концессию все четыре предприятия (Кыштым, Экибастуз, Риддер, Таналык)… 6) Гарантии неприкосновенности согласны. Не дадим концессии, если не согласятся давать нам 50–100 % привозимого ими для себя продовольствия и оборудования, с гарантированной оплатой».

Замаячила перспектива получения кредитов на Западе, и Ленин был настроен кредитоваться по-крупному. «Считаю дело архиважным и спешным, – писал он в ПБ 11 октября 1921 года, – ибо заключить заем с Италией, не требующий признания старых долгов, может означать пробитие финансовой блокады… Гарантия может быть: лес (концессия на севере); нефть на Ухте; нефть на Эмбе; рудники медные и т. п.».

Появился и первый реальный западный инвестор, коим стал молодой Арманд Хаммер. 14 октября Ленин информировал членов ПБ, что «американский миллионер Хаммер, русский родом (сидит в тюрьме, обвиняется за незаконное производство аборта; на деле месть-де за коммунизм), дает миллион пудов хлеба уральским рабочим на очень льготных условиях (5 %) и с приемом уральских драгоценностей на комиссию для продажи в Америке. В России находится сын (и компаньон) этого Хаммера, врач, привезший Семашко в подарок хирургических инструментов на 60 000 долларов. Этот сын был на Урале с Мартенсом и решил помочь восстановить уральскую промышленность».

Мартенс подтверждал серьезность намерений Хаммера. Ленин 19 октября наставлял Мартенса: «Вам надо постараться придать всему точный юридический вид договора или концессии. Пусть фиктивная, но концессия (асбест или др. ценности Урала или что хотите). Нам важно показать и напечатать (потом, после начала исполнения), что американцы пошли на концессию. Политически важно». Хаммер согласился на сделку – асбестовая концессия и закупка им 1 млн. пудов зерна, но выдвинул дополнительные условия: гарантии охраны имущества, право свободного передвижения, въезда и выезда из страны служебного персонала. Ленин готов был на все. И проявлял о Хаммере поистине отеческую заботу: «Надо поэтому дать хорошую квартиру без промедления. Прошу специально проследить скорое и хорошее исполнение». Перед Хаммером расстелили ковровую дорожку, по которой он уверенно шествовал вплоть до брежневских времен.