Идеальная мать - Эйми Моллой

Позднее он представился:

«Я в ТОСКе».

«В тоске? — переспросила Нэлл. — Ну и хорошо, ты в правильной компании».

«Нет, не в тоскé, в ТÓСКе».

«В смысле? — уставилась на него Нэлл. — Это что такое?»

«Товарищество отцов, сидящих с крошками. Черт, обычно эта шутка удается, — он улыбнулся и пожал плечами. — Моя вторая половина работает в сфере моды и много путешествует. Мне не надо зарабатывать на жизнь, так что я сижу дома с Отомн. Изо всех сил стараюсь не испортить ее».

Он почти сразу стал завсегдатаем их встреч, но о себе рассказывал мало — по крайней мере, ничего существенного Фрэнси не запомнила. Фрэнси так и не знала, куда он пропал из «Веселой ламы». Поэтому, когда он утром предложил ей встретиться, она честно ответила, что они с Нэлл идут к Колетт, и пригласила к ним присоединиться. Она надеялась выведать у него какие-нибудь подробности.

— Он спросил, можно ли ему тоже прийти, — тихо сказала Фрэнси, прислушиваясь к шагам Одди снаружи. — Я же не знала, о чем мы будем говорить.

— Привет, — сказал Одди, когда Колетт открыла ему дверь. Выглядел он просто ужасно: небритый, в потной футболке. Фрэнси было странно видеть его без слинга, в котором он обычно носил Отомн. Не успела Фрэнси спросить, как он ответил:

— Она с моей мамой.

— А зачем ты тогда пришел? — Фрэнси почувствовала, что это прозвучало как обвинение. — Просто я сама, если бы мне дали отдохнуть от ребенка, сразу легла бы спать.

Одди сел на диван:

— Мне хотелось с вами повидаться. — Он положил руку на лоб, и Фрэнси заметила, что у него седина в висках. — Я так волнуюсь за Мидаса. Такая жуткая ситуация, а вы единственные, с кем я могу об этом поговорить.

Колетт налила Одди кофе и снова села на пол.

— Так, раз уж мы об этом заговорили, — сказала она. — Одди. Да и все остальные тоже. О том, что я сейчас расскажу, нельзя говорить никому. — Она открыла папку и разложила на полу фотографии. — У них есть возможный подозреваемый.

Одди вскинул голову:

— Подозреваемый?

— Да, вот он. Его зовут Боди Могаро. Полиция считает, он как-то связан с этой историей.

Фрэнси опустилась на пол около Колетт. У человека на фото были янтарного цвета глаза, смуглая кожа и очень коротко остриженные черные волосы.

— Против него есть какие-то улики? — спросил Одди.

— Его дважды видели рядом с домом Уинни. 3 июля он купил пиво и сигареты в лавке на углу. Расплатился кредиткой. Так полиция узнала его имя. Продавец сказал, что он казался взволнованным. Выйдя из магазина, он сел на скамейку возле парковой ограды и смотрел на ее дом. Видимо, присматривался. А на следующий вечер его видели около ее дома, и он вел себя неадекватно. Орал на кого-то по телефону.

— В вечер, когда похитили Мидаса? — спросила Нэлл.

— Да.

— Он живет в Детройте, — Одди вынул из папки газету и стал читать.

Солнечный свет из окна падал прямо на него, так что Фрэнси не видела выражения его лица.

— Да, — сказала Колетт. — Он прилетел в Нью-Йорк 3 июля. У него был обратный билет на пятое, но в самолете его не было. Где он сейчас, неизвестно.

— Как это неизвестно? — спросила Фрэнси.

— Вот так. Полиция не может его найти.

— Господи боже, — сказала Нэлл.

— А может, он хочет получить за Мидаса выкуп? — спросила Фрэнси. — Так с актрисами, наверное, часто бывает. Но Лоуэл говорит, что если бы дело было в выкупе, они бы уже вышли на связь.

Ей до сих пор казалось, что Лоуэл ошибается. Все-таки их единственный знакомый из полиции, дядя Лоуэла, работает шерифом в Эстервилле. Откуда ему знать про такие крупные дела: знаменитая в прошлом актриса, мультимиллионер, дочь девелопера с хорошими связями.

— Я не видела, чтобы где-то тут упоминался выкуп, по крайней мере, в этой папке.

— Вы видели, что он родом из Йемена? — спросила Нэлл.

— Да, но он живет в США уже двенадцать лет, — сказала Колетт. — Я погуглила. Особенно ничего не нашла. У него есть страничка в «Фейсбуке», но закрытая, и там все на арабском. Я нашла человека с таким именем, он работает механиком в компании, которая занимается арендой частных самолетов. Неподалеку от Детройта. Это наверняка он.

— Самолетов? — спросила Фрэнси.

В конце коридора раздался плач Поппи.

— Я опять звонила Уинни, — Колетт встала. — В третий раз уже. Она опять не подошла.

Нэлл потерла глаза:

— А всякие журналисты с камерами вокруг ее дома? Это же беспредел. Я сейчас проходила мимо, какой-то козел остановил меня, спрашивал, не соседка ли я и не могу ли что-то сказать.

Многие соседи Уинни уже дали интервью. Их спрашивали, что они о ней знают, не заметили ли они в ту ночь чего-нибудь подозрительного. Фрэнси было просто тошно от того, как люди рвались сказать любую ерунду, лишь бы увидеть свои имена в газетах. Говорили, что Уинни молчалива и довольно необщительна. Что ни разу не видели ее с мужчиной. И что, по правде говоря, ужасно любопытно, кто же отец ребенка.

Одди встал, медленно подошел к окну и окинул взглядом улицу и парк:

— У меня предчувствие, что все это превратится в гребаный цирк.

Колетт пошла к Поппи, а Фрэнси продолжила изучать содержимое папки и просматривать заметки Марка Хойта. Ей не хотелось об этом рассказывать, но за последние три дня она несколько раз ходила к дому Уинни по вечерам, когда журналисты разъезжались. Часам к семи вечера Уилл начинал капризничать, а Лоуэла еще не было дома. Сидеть с плачущим Уиллом в душной квартире было очень тяжело, так что она возила его на прогулку.

Она обычно садилась на скамейку напротив дома Уинни. В окнах не горел свет. Но вчера, когда стало темнеть, в волосах у нее жужжали комары и она крепко прижала Уилла к груди, шепотом умоляя его замолчать, она абсолютно точно увидела, что внутри кто-то был.

День четвертый

КОМУ: «Майские матери»

ОТ КОГО: Ваши друзья из «Вилладжа»

ДАТА: 8 июля

ТЕМА: Совет дня

ВАШ МАЛЫШ: ДЕНЬ 55

От улыбки вашего возлюбленного у вас тает сердце? Посмотрим, что будет дальше: дети во всем мире начинают улыбаться примерно в одно и то же время. Так что если этого еще не случилось, готовьтесь: в награду за вашу заботу вы получите сияющую, радостную, беззубую улыбку, адресованную лично вам. Весьма вероятно, что вы будете скакать от счастья (даже если ночью ребенок спал просто ужасно).

Нэлл перебирала платья на тонкой металлической вешалке-стойке, которые висели, словно бескостные тела. Она взглянула на часы: забирать Беатрис из яслей нужно было только через два часа. К ней подошла девушка с вишневой улыбкой, нарисованной вокруг белоснежных зубов: