Идеальная мать - Эйми Моллой

«А что вас больше всего тревожит?» — спросил доктор Берек.

«В основном Поппи. Я боюсь, что с ней что-то не так».

Колетт безуспешно пыталась не обращать внимания на свою тревогу свои опасения: руки и ноги у Поппи были слабые, она так до конца и не научилась держать головку, а иногда не сразу получалось установить с ней зрительный контакт.

«Я смотрю на других детей в нашей группе для мам и… Не знаю, просто они какие-то другие. Они сильнее, — сказала Колетт и наконец позволила себе заплакать. — И мне каждый день приходят эти письма от сайта „Вилладж“. Там пишут про всякие основные моменты в развитии, что она должна уметь, но Поппи этого не умеет!»

«Прежде всего, не надо это читать, — сказал доктор Берек. — Они считают, что все дети развиваются с одинаковой скоростью. Но это не так».

«Я понимаю, но все равно даже думать об этом боюсь. Чарли говорит, я помешалась. Говорит, с ней все в порядке. Но я мать. Я чувствую, возможно, с ней что-то не так».

Колетт хотелось поделиться всем этим со своей матерью, но у нее не было такой возможности. Она даже не знала, где ее мать сейчас. Последний раз они связывались больше двух недель назад, связь была очень плохая, они поговорили всего минут десять. Она была в Панаме, на острове Сан Блас, проводила исследование одного из последних оставшихся в мире матриархальных обществ. Отец Колетт, который раньше работал в Колорадском университете в Боулдере и недавно вышел на пенсию, сопровождал ее. («Я, как представитель матриархальной семьи, прекрасно впишусь», — сказала он, когда они позвонили ей и сообщили, что вскоре после рождения Поппи уедут на три недели).

Когда швейцар Альберто открыл дверь, Колетт тяжело дышала. Она вышла из лифта на третьем этаже, остановилась, чтобы расшнуровать кроссовки, и услышала, что Чарли с кем-то говорит по телефону на кухне.

Когда она вошла, он резко убрал телефон от уха и выговорил:

— Вау. Какая ты горяченькая.

Она посмотрелась в зеркало над столом в прихожей. Мокрые от пота волосы, малиновые веснушки, лицо — белое от солнцезащитного крема, которым она намазалась на пути от врача. Она впервые вышла на пробежку после родов, и ей часто приходилось останавливаться и переходить на шаг:

— Видимо, ты имеешь в виду, что я сильно вспотела.

— Нет, — прошептал он. — Я имею в виду, что ты секси. — Он поцеловал ей руку и продолжил говорить по телефону: — У нас все получится. Просто все это не должно мне мешать дописывать книгу. — Он налил кофе в кружку и протянул Колетт. — Ну, и по праздникам я не смогу работать, а то ребенок мне никогда этого не простит.

— Мать ребенка точно не простит, — Колетт поняла, что он говорил с агентом, тот наверняка звонил обсудить следующие выступления.

Два месяца назад Чарли вернулся из книжного турне, но его продолжали приглашать в другие города. Она налила себе стакан воды и заметила, что обеденный стол — старинный стол в деревенском стиле, который Чарли купил на прошлое Рождество — накрыт на двоих. На нем лежали льняные салфетки и стояла посуда из сервиза ее бабушки. В центре стола стояла кружка-термос из нержавеющей стали с букетом пожухших маргариток из соседней лавки.

Она взяла виноградинку из миски у локтя Чарли и обвила руками его талию, прижавшись щекой к знакомой впадине между лопаток. Она вдохнула запах его тела — от него пахло дезодорантом «Спид Стик» и жареным чесноком. Из видео-няни на полке было слышно, как генератор белого шума имитирует «Звуки в материнской утробе». В этот момент она позволила себе насладиться простым счастьем. Теплое тело Чарли, в детской спит Поппи, неторопливые домашние звуки. Как бы ей хотелось остановить это мгновение.

Колетт разжала объятья и увидела на барной стойке возле кофемашины книжку «Быть семьей». Взяла кружку с кофе и книжку, села на высокий табурет. Чарли быстрыми, уверенными движениями нарезал толстый большой пучок петрушки, прижимая телефон к уху плечом. Колетт открыла книгу на первых страницах, просматривая заметки, которые Чарли делал на полях. Она отмечала, у каких страниц Чарли загнул уголки.

«9 недель: ребенок размером с виноградину».

«Как подготовить партнера, который будет оказывать поддержку при родах».

«Не ешьте сырую рыбу, непрожаренное мясо. Избегайте чрезмерной физической нагрузки, не принимайте горячие ванны».

Колетт читала и, сдерживая слезы, вспоминала те первые недели. Как у нее болела грудь, когда она поднималась по лестнице. Каким тошнотворным казался запах чужого мыла или духов в метро. Как ее стошнило в туалете во время встречи с агентом, на которой они обсуждали вторую книгу мэра.

В ее организме произошел системный сбой, в тот месяц все пошло не так. Она хорошо знала свое тело и не пила противозачаточные. В те несколько месяцев, когда она их принимала, она была раздражительна и чувствовала себя разбитой. Чарли тогда шутил, что если все женщины так реагируют на противозачаточные таблетки, то ему понятно, как они действуют: женщины просто становятся такими несчастными, что их никто не хочет. Она пошла к доктору Береку, чтобы удостовериться в правильности своих догадок. В теле могут происходить изменения, цикл иногда замедляется, сказал доктор Берек. Ей было почти тридцать пять. Изменения начали происходить.

«5 недель: зародыш сейчас размером с семечко подсолнуха».

Пять недель: был сентябрь, вечером она рассказала Чарли, что беременна. Они занялись любовью, а потом он лежал, прижавшись грудью к ее спине и положив руку ей на талию: «Ты, ребенок, книга. Это все, чего я когда-либо хотел».

А она просто лежала неподвижно и пыталась представить, как это будет. Беременность. Материнство.

«Не получится», — думала она. Она не могла себе этого даже представить. Голова ее была занята другими мечтами. Двухмесячной поездкой в Юго-Восточную Азию, которую они с Чарли запланировали после того, как он допишет вторую книгу. Марафоном, к которому она начала готовиться. Она собиралась наконец перестать писать книги за других и еще раз попробовать опубликовать свою собственную. Вот это она могла себе представить. Но ребенок?

На следующее утро она позвонила матери. Она спрашивала ее, как с этим справиться, как остаться самой собой. Она призналась, что за день до того, как узнала, что беременна, выпила три виски, а до этого ходила на очень напряженные пробежки.

«А вдруг я уже навредила ребенку?»

«Колетт, когда аборты были запрещены, женщинам приходилось сбрасываться лестницы. Ты не убьешь ребенка случайно».

Чарли повесил трубку, подошел и поцеловал ее в лоб. Воспоминание рассеялось. Она закрыла книгу.

— Ты приготовил омлет? В честь чего?

— В честь того, что ты сегодня ходила к врачу. Я посоветовался с экспертами, — он кивнул на книжку, — судя по всему, самое трудное позади.

— Позади?

Он подошел ко встроенному холодильнику для вина рядом с посудомойкой, достал бутылку шампанского и быстро откупорил ее: