Идеальная мать - Эйми Моллой
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Элисон смущенно наморщила лоб:
— Извини, ради бога, что помешала. Продолжай, пожалуйста, я прослежу, чтобы тебе не помешали.
— Спасибо, ты ангел.
Колетт вновь заперлась и, выждав несколько минут, опять взялась за папку. Десять минут спустя она вернулась в фойе и спокойно подошла к Элисон:
— Видишь, что тебя ждет?
Войдя в кабинет Тэба, она вернула папку на место. Только она успела сесть и открыть ноутбук, как вошел Тэб. Он был без пиджака, а рукава закатал до локтя. Хлопковая рубашка туго обтягивала мускулистую спину.
— Злишься на меня? — спросил он и кинул на стол блокнот. У него была широкая и лучезарная улыбка — она украшала билборды по всей стране, поскольку он снимался в рекламной кампании «Ральф Лорен» «Истинные герои». По нему совершенно не было заметно, что он только что был на очень непростой встрече.
— Конечно, нет, господин мэр.
Он скривился:
— Сколько раз я тебя просил, не называй меня так. Из твоих уст это звучит странно.
— Прошу прощения. Нет, я не злюсь на тебя, Тэб Маркус Амедео Шеперд.
— Давай не преувеличивать, — он бегло просмотрел папки, которые ему оставил Аарон и отложил их на маленький столик за письменным столом. — У меня плохие новости.
У нее сжалось сердце:
— Что-то с Мидасом?
— Мидас?
Она кивнула:
— Мидас Росс. Младенец, о котором все время говорят в новостях. Аарон сказал, ты встречался с Деллом. Я подумала, ты расскажешь о…
— Я так и думал, что ты расстроишься. Малышу столько же, сколько Поппи, — он повернулся к ней спиной и налил себе кофе. — Каким же чудовищем надо быть, чтобы украсть ребенка.
— А ты что-нибудь…
Он отмахнулся от вопроса:
— Да нет, я не о нем говорил. Это касается нас с тобой. — Он повернулся к ней, она приготовилась к худшему. — Мне придется отменить нашу встречу. Я не успел прочесть материал, который ты вчера отправила, и у меня сейчас еще одна встреча.
Она почувствовала огромное облегчение. Ей не придется здесь сидеть и целый час обсуждать эту ужасную книгу. Она могла уйти и осмыслить все то, что узнала.
— Тэб, — нарочито раздраженно сказала она.
— Понимаю, я засранец, прости. Сможешь завтра зайти?
Она сложила в сумку ноутбук и блокнот:
— Естественно.
— Погоди, я завтра я целый день на фандрайзинговом мероприятии на Лонг-Айленде. Послезавтра сможешь?
Она кивнула:
— Как тебе удобней.
— Спасибо, друг, — он сел за стол и уткнулся телефон. — Как там наша малышка?
— Очаровательна.
— Да? А она слушается мамочку? Если что, я с ней побеседую.
— Не знаю, сумеешь ли ты ее убедить, но я буду рада, если ты скажешь ей, что ночью нужно спать.
Не отрываясь от телефона, он протянул руку:
— Покажи-ка. — Он поднял глаза. — Хочу какую-нибудь из последних фотографий.
Телефон Колетт лежал в сумке. Тэб встал, она повернулась к нему спиной и аккуратно открыла сумку. Тут в дверях появился Аарон.
— Сэр, извините, но вас ждут. У них мало времени.
— Ладно, понял. — Тэб сделал большой глоток кофе и поставил кружку на столик рядом с папками. — Отправь мне фотографий, — сказал он, уходя, и похлопал по плечу.
Колетт простилась с Элисон и вышла на улицу. Она быстро шла к метро сквозь людей, сквозь воздух, пропитанный запахом прогорклого масла, на котором жарили крендельки. В метро она заняла свободное место в конце прохладного вагона. Через десять минут, когда поезд выехал из туннеля на Бруклинский мост, она увидела толпу пешеходов, которые брели по тротуару под жарким июльским солнцем. Она достала телефон и стала писать сообщение, глаза щипало от слез: «Девочки, вы завтра утром заняты? Приходите ко мне, нужно кое-что рассказать».
Ночь вторая
Я не знаю, что делать.
Я пытаюсь не забывать о словах акушерки: глубокое дыхание активизирует парасимпатическую нервную систему, помогает погрузиться в состояние покоя и расслабиться. Но у меня не получается. Грудную клетку сдавило, мне не хватает кислорода. Мне нужно выйти отсюда, подышать свежим воздухом, но там караулят журналисты, выжидают, чтобы завалить меня вопросами. Элиот Как-его-там из «Нью-Йорк пост» — нелепая одежда, дешевая стрижка, жирная кожа — хочет, чтобы мамочка им гордилась, увидев имя сына в газете. Он все время был там, говорил с соседями. Что вы делали той ночью? Как вам кажется, что же произошло? Что вы можете сказать о матери ребенка?
Я брожу по коридору, привычно не наступаю на шестую скрипучую половицу рядом с детской. Я не открываю занавесок. Не хочу, чтобы знали, что я дома. Не хочу, чтобы опять пришел полицейский, спрашивал, могу ли я с ним поговорить, выведывал, не знаю ли я еще чего-нибудь.
Я больше ничего не знаю. Откуда мне знать, ведь я так плохо помню тот вечер — события крутятся перед глазами, словно серия фотографий со вспышкой.
Я помню, как читала имейл от Нэлл — она предложила сходить куда-нибудь на пару часов без детей.
Я помню, как подумала: нет, я точно никуда не пойду. А потом я все время перечитывала ее письмо и задумалась. Нэлл настаивала: «Приходите все, а главное — Уинни. Ответ „нет“ не принимается».
И я быстро решилась: ладно. Пусть будет ответ «да»! И вообще, почему бы и нет? Я не меньше других заслужила право куда-нибудь сходить. Я заслужила право повеселиться. Почему я вечно должна сидеть дома и сходить с ума из-за ребенка, ведь все остальные матери в мире, кажется, спокойно куда-то ходят, справляют праздники, могут себе позволить пару коктейлей. У них как-то само собой получается управляться с этой новой жизнью. Они такие спокойные. Такие уверенные в себе. Такие, сука, совершенные.
Почему бы не попробовать стать, как они.
Я оделась. Это я помню. Помню, как выбрала платье, которое охватывало талию, словно чьи-то сильные руки. Помню, как пришла в бар и увидела их: усталые глаза подведены карандашом, на мешках под глазами слишком много консилера, на губах блестит помада, которой они уже много месяцев не пользовались.
«Мятежный вопль». Помню, как мы вместе подпевали, танцевали, я была одной из них, частью их эксклюзивного клуба. Я помню, как вдруг почувствовала, что мне плохо, что мне срочно нужно уйти оттуда. Но тут, откуда ни возьмись, появился тот парень. Он предложил купить мне коктейль, у него были синие, как море, глаза, пухлые губы. Из-за таких как он я попадала в неприятности всю свою долбаную жизнь.
Я плохо помню, что было дальше.
Иногда, когда я закрываю глаза и пытаюсь заснуть, я вспоминаю, как шла по парку, держась в тени. Я молилась: «Господи, верни мне моего Джошуа. Я все что угодно сделаю».