Пособие по выживанию для оборотней - Светлана Гусева

он злился на Найджела, который разрушил его жизнь и бросил в самый неподходящий момент. Злость уступала место стыду, а стыд — апатии, от которой спасали только прогулки да медитации, которые Туомас упорно практиковал каждый вечер перед сном. «Пособие…» не помогало, ритуалы угнетали, и с каждым днем приближался час бегства, пока он впервые за лето не вспомнил про письмо.

Сам конверт — тонкий, с напечатанной, а не наклеенной маркой — время не пощадило. На штемпеле с трудом читался год — две тысячи восьмой. Пункт назначения было не разобрать; отправитель подписал конверт убористым почерком, но чернила потускнели и стерлись на заломах. Зато сохранился обратный адрес, но Туомас так и не осилил рукописные буквы на русском, мало похожие на печатные. Имя начиналось на А; он развернул само письмо в надежде наткнуться на полное имя, и хотя бы тут удача улыбнулась ему.

Если конверт смотрелся дешево, то бумаги собеседник Найджела не пожалел — четыре года спустя плотная целлюлоза все еще ласкала пальцы, и даже желтизна кое-где казалась сродни благородной патине. Внутри обнаружился тот же убористый почерк; Туомас едва удержался, чтобы не броситься звонить Татьяне — своей знакомой в русском консульстве. Азарт и что-то более глубинное, что он не решался назвать надеждой, разгорались все сильнее.

Интуиция шептала, что собеседница Найджела знала о его болезни, но нисколько не чуралась переписки. А что это была собеседница, он понял из подписи — не в силах терпеть, разобрал-таки вычурную вязь, подглядывая в картинки с прописями из гугла.

Русскую знакомую Найджела звали Анфиса. Она жила в Петербурге, судя по адресу — в самом центре. Идею позвонить Татьяне пришлось отложить: если в письме Анфисы может быть хоть слово про оборотней, нельзя, чтобы оно попало кому-то на глаза.

Вместе с письмом нашелся и медальон, который Туомас уже видел, но благополучно про него забыл. Вырезанный из кости волчий профиль изящно вписывался в круглую оправу на совсем новом кожаном шнурке. Был ли он подарком от неведомой Анфисы, или англичанин хранил все ценное в одном месте? Туомас рассудил, что Найджел не носил амулет, и, чувствуя странную потребность согреть заброшенную вещь, с чистой совестью надел его на шею.

Хостел, даже самый дешевый, здорово сжирал деньги, поэтому Туомас перебрался в ближайший к столице заповедник, наслаждаясь остатками летнего тепла. Наученный горьким опытом, он не пытался завязать разговор с другими туристами, держался вдали от исхоженных троп и ночевал в самых отдаленных местах. Мысли о том, чтобы позвонить сестре или поискать работу, всплывали и тут же отправлялись в раздел «Подумаю об этом позже». Раз в пару дней он выбирался в информационный центр, чтобы подзарядить ноутбук и телефон, почитать новости и поискать в Сети информацию про Найджела. Англичанин, похоже, держался в стороне от новомодных социальных сетей: у него не было ни блога, ни страницы с фотографиями. Туомас поискал упоминания о Найджеле на профессиональных форумах, но так и не смог угадать, чем же тот зарабатывал на жизнь.

Чем более неуловимым оставался Найджел, тем сильнее грызло Туомаса желание откопать хоть что-то. Казалось, стоит раскрыть хотя бы частичку прошлого оборотня — и безнадежность будущего перестанет быть столь всепоглощающей. К вечеру каждого нового дня бесплодных поисков Туомас то и дело возвращался к мысли съездить в Петербург и навестить Анфису — ведь должно же быть что-то очень важное, почему Найджел хранил ее письмо столько лет.

Но как же претило быть вестником смерти для незнакомой, ни в чем не повинной женщины!

Татьяне он все же написал, попросив совета по быстрому оформлению русской визы, а буквально на следующий день его настиг телефонный звонок от сестры.

— Муру! Муру, ты слушаешь?

Туомас вздрогнул. За прошедшее лето они общались от силы пару раз, коротко и без особого удовольствия. Каждый раз в голосе сестры ему чудилась — взаправду или нет — плохо скрытая обида. Это он оказался не таким, как надо, это из-за него между ними нет прежней близости, это он теперь опасен для других и не желает лечиться.

— Ханни, как твои дела?

— Да забудь про мои дела, ты хоть знаешь, как твои? Звонили из полиции.

Туомас похолодел. Нашли его отпечатки в фургоне? Образец крови? Но у него никогда не было приводов в полицию…

Он сглотнул, смачивая пересохшее горло.

— Что… что им нужно?

— Хотят с тобой побеседовать. Следователь сказал, что ты можешь быть важным свидетелем. Муру, что ты наделал?

— Ничего. Меня же ни в чем не обвиняют, ты сама слышала. Просто свидетель. Пришли мне номер в эсэмэске, я перезвоню.

Не убежденная до конца Ханна молчала.

— Сестренка, все в порядке. У меня даже машины нет, чтобы парковаться в неположенном месте. — Усмешка вышла натянутой. — Все будет хорошо.

— Муру, послушай…

Туомас сделал несколько шагов в сторону и связь пропала. Он отключил телефон, бегом вернулся к информационному пункту и написал Татьяне еще раз с просьбой о помощи. Поездка в Петербург в одночасье превратилась из блажи в вопрос жизни и смерти.

Глава 6. Pietari

Мы все ненавидим переезды, но оборотню требуется особая среда обитания.

«Пособие по выживанию для оборотней», с. 70

Отдавая паспорт с новенькой туристической визой на три месяца, Татьяна рассказала Туомасу анекдот: «Как определить, где кончается Россия и начинается Финляндия? Очень просто — как только исчезает разбросанный мусор».

Туомас натянул дежурную улыбку, когда она пожала ему руку на прощание:

— Это все вранье, Том. Прикол такой. Но ты поймешь, гарантирую.

Слово «прикол» пришлось гуглить уже в поезде — утреннем и потому полупустом «Аллегро». Оказалось, то же самое, что шутка. Взгляд Туомаса рассеянно скользил по экрану, пока палец бездумно жал кнопку «Следующий» в программе для изучения слов. Он не открывал ее ни разу, с тех пор как закончилась практика в консульстве. Все выражения казались знакомыми, но Туомас не позволил мозгу обмануть себя: в реальной беседе окончания будут комкаться, глаголы — выпадать, а сленг и междометия легко сведут с ума даже опытного слависта.

Его надежды попрактиковаться на сотрудниках таможни не оправдались. Неразговорчивые русские ходили по вагону, едва обращая внимание на пассажиров. Скучающая девушка-пограничник (пограничница? пограничка?) в серой форме молча проставила ему въездной штамп. Детина в зеленом прошествовал мимо с огромной овчаркой, даже не повернув головы. Почуяв Туомаса еще в дверях, псина заскулила, так что усиленному допросу подвергся не слишком трезвый пожилой мужчина, сидевший прямо у выхода и