Искушение. Мой непокорный пленник - Виктория Виноградова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я же объясняла, что в этом есть смысл. Во-первых, меньше людей голодает, обитая на улице. Таким образом знать занимается своего рода благотворительностью. Во-вторых, чем меньше задач должен делать раб, тем тщательнее он с ними справляется. Но Маркус называл все это блажью и не умением обращаться с деньгами.
В таких спорах он совершенно забывал о своем статусе, громко и с жаром аргументировал позицию, жестикулировал, то и дело повторял: «Женщина, ты не понимаешь!»
Пару раз он даже бранился на арамерском. За такие выходки, естественно, вечером получал наказание розгами, но, скорее, символическое, потому что двадцать ударов для этого «кабана» — что пригоршня снега в летний день. Но в целом я была довольна результатами воспитания Маркуса.
Поэтому идея посмотреть, как он будет вести себя в обществе не казалась мне сумасбродной. Если я знала, что раб должен будет сопровождать господина или госпожу вне дома, то обязательно включала в программу обучения выходы в свет. А так как госпожа Эйстерия обожала посещать различные места вместе со своей свитой рабов, то мне так или иначе пришлось бы выводить Маркуса в люди.
Да, мы гуляли по рынку и улочкам города, но зачастую прохожие там были простые, и не требовательные к манерам и этикету. Сейчас же я собиралась вести Маркуса на бои. Благодаря связям тетки, у меня было место в ложе с местными богачами, так что поведение раба должно было быть безукоризненным.
Кроме того, помимо воспитательных целей я преследовала и личную выгоду — возможность получить заказы. Мне, конечно, больше нравилось, когда клиенты сами приходили в мой дом, но времена сейчас были такие, что не до личных прихотей.
Каждый раз на собраниях местной знати я чувствовала себя самозванкой, попавшей на прием по ошибке. Мне приходилось надевать маску безразличия и вести себя с показной уверенностью. Делать вид, что я, может, и не отношусь к знати, но дела мои идут прекрасно и денег у меня предостаточно.
От брюнета я не стала ничего скрывать, честно объяснила ради чего веду его на бои и какое он должен произвести впечатление. Воспитанник, как я и ожидала, пообещал помочь.
Заметив, что я собираюсь не просто надеть свою обычную одежду, а подобрать более дорогой наряд, из остатков тетушкиного гардероба, Маркус вызвался посодействовать. И с первых минут его участие переросло в очередной спор.
— Можете меня потом хоть час пороть, но я еще раз говорю: это ваше скромное бледное платье никуда не годится. И никакую элегантную простоту оно не демонстрирует, — возмущался Маркус, — В нем вы будете выглядеть как бедная сиротка.
— Да почему? Оно из хорошей ткани, не дешевое, при этом без вычурностей. Я хочу надеть его.
— Если Ваша цель вызвать жалость и просить милостыню, то пожалуйста.
— Маркус!
— Простите, госпожа, но мне кажется вы действительно не разбираетесь в моде!
— А ты, можно подумать, знаток. В империи, и двух недель не провел, а уже толкуешь мне о здешних вкусах.
В такие моменты мне хотелось взять что-нибудь тяжелое и треснуть этого упрямца, считающего, что он лучше меня знает, как следует поступать.
— Не знаю как Вы, госпожа, а я во время наших прогулок внимательно наблюдал за тем, как одеваются знатные люди. И ни одному из них не пришло бы в голову вырядиться в нечто подобное. Так что нет, нет и нет. Хотите произвести впечатление, что вы преуспевающая владелица Дома Покорности — вот! — он в очередной раз протянул мне голубое одеяние, расшитое золотыми нитями.
По верху на рукавах шли разрезы, скрепленные меж собой массивными позолоченными украшениями. Под грудью и на талии — два широких золоченых пояса с витиеватыми узорами.
— Я это не надену!
— Да почему?!
— Ты видел это декольте? — я, конечно, не целомудренная скромница, но всему есть пределы. Платье едва прикрывало мои округлые формы.
— Госпожа, у вас красивая грудь, так почему бы ее не подчеркнуть? К тому же не преувеличивайте, здесь не такой уж глубокий разрез, все в рамках приличий. Раздевайтесь.
— Давай хотя бы вот это возьмем, — я указала на бледно-лиловое. — Оно по крайней мере не столь вычурное.
— Вы сами говорили, что дела с работорговлей идут на спад и вам нужны новые заказы. Если они вам действительно необходимы, то перестаньте капризничать и делайте, что я Вам говорю.
— Маркус!
— Я Вам пытаюсь помочь, госпожа.
Невозможный человек!
И так каждый раз. Мы спорим, я злюсь, а потом все равно соглашаюсь сделать так, как он хочет. Сплавить бы поскорее его Эйстерии и пусть сама мучается с этим своенравным ослом!
Мне совершенно не хотелось привлекать к себе лишнее внимание, а в таком платье это было неизбежно. Но пришлось смириться и позволить надеть на себя этот неудобный наряд. Металлические тесемки на предплечьях моментально начали натирать кожу, а золоченые ремни туго обхватили талию и область под грудью, мешая свободно дышать. Я критично осмотрела себя в зеркале. Единственным достоинством было то, что нежно-голубой цвет платья отлично сочетался с моими каштановыми локонами. На этом плюсы заканчивались. В наряде было неудобно ни сидеть, ни ходить, ни, тем более, наклоняться.
— Отлично! Видите, госпожа, ничего страшного не случилось. Выглядите, между прочим, превосходно. Теперь украшения.
Маркус надел на мою шею массивное золотое ожерелье, громоздкие серьги, кольца, широкие браслеты и тиару, на которой закрепил полупрозрачную накидку в тон платья. Все украшения опять-таки были из запасов тетки, которые она оставила за ненадобностью со словами: «Пусть пока дома лежат и ждут моего возвращения».
— Меня словно окунули в чан с золотом! — я в ужасе осматривала себя. Мне самой и в голову бы не пришлось нацепить на себя все разом. — Это полнейшая безвкусица!
— А ты сама что хотела надеть?
— Пару колечек и может быть аккуратную цепочку на шею, — мне действительно казалось жутко вульгарным надеть на себя столько украшений.
— И чего бы ты добилась? — Маркус недовольно скрестил руки на груди.
— Опять забываешься!
— Да потому что зла не хватает! Упрямая глупая женщина! Поскорее бы закончился наш договор, и я смог бы вернуться на поле битвы! Уж лучше умереть, чем спорить с такой упрямицей!
— Маркус!!! — мне надоело, что он каждый