Красная глобализация. Политическая экономия холодной войны от Сталина до Хрущева - Оскар Санчес-Сибони

Советским Союзом министров внешней торговли – министров Болгарии и Чехословакии. Справедливо будет сказать, что послевоенные репарации принесли СССР существенные выгоды.

Однако разграбление вскоре прекратилось. Еще до успешной реализации плана Маршалла Советский Союз приступил к нормализации торговых отношений с Восточной Европой – в той мере, в какой они была возможна в условиях советской военной оккупации. Уже в начале 1947 года советское руководство обсуждало способы облегчения «чрезмерного налогового обложения» акционерных обществ Восточной Европы[126]. С 1947 по 1948 год оно заключило кредитные соглашения с Болгарией и Чехословакией и сократило в два раза румынские и венгерские репарации. В 1950 году советское руководство сделало то же самое для Восточной Германии [Nove 1992: 322–323]. В 1949 году был учрежден Совет экономической взаимопомощи (СЭВ). Эта организация должна была координировать производство и способствовать интеграции экономик стран Восточного блока, однако она так и не смогла преодолеть двустороннюю систему внутриблоковой торговли. Хотя штаб-квартира СЭВ находилась в Москве и сама организация следовала выбранному здесь же курсу, Советский Союз, в отличие от Соединенных Штатов, так и не смог убедить своих союзников принять свое коммерческое лидерство. Причина этого проста: согласно политологу Р. Стоуну, «торговая политика в советском блоке вращалась вокруг возможностей, создаваемых искаженными ценами, установленными Советом экономической взаимопомощи» [Stone 1996: 5]. Хотя цены СЭВ имели мало отношения к ценам на мировых рынках, они в значительной степени играли на руку восточноевропейским странам и создавали извращенные стимулы для уклонения от международных обязательств, которые, возможно, были выгодны всем в целом, – все это, в сочетании с институциональной дезорганизацией в Советском Союзе, позволяло меньшим по размерам сателлитам последовательно противостоять попыткам СССР установить более справедливые условия торговли. Сателлиты субсидировались страной, которая была, по сути, менее развита, чем многие из них.

Советское руководство преуспело в одном: оно увеличило товарооборот со странами Восточной Европы. Предвосхищая ситуацию второй половины 1950-х годов – период расширения географии торговых обменов Советского Союза, – объем товарооборота СССР со странами Восточной Европы увеличивался с поразительной скоростью – хотя, как и в случае более позднего расширения, изначальный уровень был незначителен. С 1946 по 1950 год внешнеторговый оборот увеличился более чем вдвое: с 1,3 млрд до 2,9 млрд рублей [Министерство внешней торговли 1971: 8]. В последующие пять лет он почти удвоился. Рост, особенно к 1950 году, происходил почти исключительно за счет расширения торговли с Восточной Европой и Китаем.

На вопрос о том, когда послевоенная эксплуатация Восточной Европы превратилась в субсидирование, ответить нелегко. Чехословацкие плановики, опрошенные Стоуном, утверждали, что условия торговли были приемлемыми для Чехословакии еще до создания СЭВ. Они могли продавать СССР почти любую промышленную продукцию, которую хотели. Восточную Германию – другой экономически развитый регион блока, – вероятно, также устраивали условия торговли после того, как в 1954 году были отменены репарации [Stone 1996: 31][127]. Как бы то ни было, послевоенная Восточная Европа стала для СССР первым регионом, с которым можно было торговать без существенных экономических или политических трудностей. Показательно, что они воспользовались представившейся возможностью – это предвещало грядущий взрыв (см. рис. 7).

Приостановленный Бреттон-Вудс: экономика политического остракизма

Но хоть внешнеторговый оборот СССР и рос, экономический обмен с Западом замедлялся. Межвоенные годы продемонстрировали, насколько опасна международная финансовая система, предоставляющая капиталу полную свободу передвижения, особенно в условиях финансового кризиса, характеризующегося значительной вызванной войной несбалансированностью в распределении капитала. Этот послевоенный период мало чем отличался от предыдущего: как после Первой мировой войны, так и после Второй США накопили чрезмерные объемы капитала. В 1948 году Соединенные Штаты владели двумя третями мировых валютных резервов [Eichengreen 2008:112]. Потоки американского капитала восстановили европейскую экономику в межвоенный период; проблемы начались, когда эти потоки резко сократились. Гибель межвоенной финансовой системы предопределили порочная политика корректировки, строгая экономия, идущая в паре с отсутствием международного финансового сотрудничества. Послевоенная Бреттон-Вудская система разрабатывалась с учетом всех вышеупомянутых ошибок, что особенно заметно по реакции на первую серьезную проблему – существенную нехватку долларов в Европе.

Рис. 7. Внешнеторговый оборот по регионам (в млн руб. 1961 года) Источник: [Внешняя торговля за 1918–1966: 62].

Главной целью Бреттон-Вудских переговоров был переход к конвертируемости европейской и японской валют. Они должны были быть привязаны к доллару, поэтому была сохранена одна из наиболее очевидных положительных черт золотого стандарта: предсказуемость обменного курса. Для достижения этой цели должен был широко использоваться контроль за движением капитала. Он позволил бы правительствам свободно проводить внутреннюю политику воздействия на экономику в соответствии с теорией Дж. М. Кейнса. Это была свобода, которой они не имели при гораздо более жесткой привязке к золоту. Международные организации, такие как Международный валютный фонд (МВФ) и Всемирный банк, следили бы за нормальным функционированием системы. Проблема заключалась в том, что в первые послевоенные годы европейским странам было очень трудно обеспечивать приток долларов из Соединенных Штатов – другими словами, осуществлять туда экспорт. И все же эти доллары были крайне нужны для импорта сырья и промышленных американских продуктов, необходимых для восстановления. Дефицит этих товаров породил долларовый дефицит, который вынудил европейские страны ввести строгий контроль над капиталом, а также драконовскую систему импортно-экспортных лицензий. Роковое решение о восстановлении конвертируемости британского фунта в 1947 году – скорее американское, чем британское – значительно задержало процесс отмены валютных ограничений и ускорило процесс реализации плана Маршалла[128]. Массовое кредитование в долларах США, направленное на восстановление Европы, облегчило проблему, но она не была по-настоящему преодолена до конца 1950-х годов.

Советское руководство, желающее сохранить экономическую систему, не могло стремиться к конвертируемости; централизованная экономика обессмысливала активное участие СССР в Бреттон-Вудской системе. Вопреки представлению об эквивалентности сил, укоренившемуся благодаря подавляющему большинству нарративов о холодной войне, параллельная система экономического и финансового обмена Советским Союзом не была создана. Если Организацию Варшавского договора (ОВД) еще можно назвать аналогом Организации Североатлантического договора (НАТО), то СЭВ несравним по эффективности или масштабности с Бреттон-Вудской системой. Вместе со своими партнерами по СЭВ Советский Союз оставался придатком гораздо более крупной и доминирующей либеральной конструкции. Торговое и финансовое взаимодействие между Востоком и Западом возобновилось только тогда, когда проблема дефицита доллара разрешилась и строгий европейский валютный контроль постепенно отступил. До этого времени советскому руководству оставалось только сетовать на коммерческую дискриминацию, эмбарго – обвинения, имеющие под собой основания, – и возмущаться по поводу системы лицензирования импорта и экспорта, с которой оно столкнулось, как только после притока финансовых средств в рамках плана Маршалла экономические отношения с Западной Европой