Красная глобализация. Политическая экономия холодной войны от Сталина до Хрущева - Оскар Санчес-Сибони

Бартер избавлял от потребности в долларах, дефицит которых сдерживал торговлю во многих европейских странах и затруднял не имеющим колоний странам получение основных товаров. И тут на сцену вышел СССР, который при Сталине стремился использовать любые преимущества для улучшения условий торговли. Когда в начале 1950-х годов избыточное предложение зерна со стороны Америки привело к снижению мировых цен на него до уровня ниже предполагаемого советским руководством, последнее стало искать страны, испытывающие давление платежного баланса. М. А. Меньшиковым, тогдашним министром внешней торговли, было выдвинуто предположение, что мексиканские, австрийские и египетские фирмы могли бы быть заинтересованы в поставках зерна взамен своего хлопка, голландские и цейлонские фирмы – каучука, а бельгийские фирмы – стального проката[139].

Заявлению Меньшикова предшествовал запрос египетской фирмы, получившей лицензию от своего правительства на обмен советского зерна на египетский хлопок и рис. Еще летом 1948 года египетский посол затрагивал тему экономического обмена и торгового соглашения, с энтузиазмом воспринятую советским руководством, но тогда сделка не состоялась. Причиной этому, возможно, был страх египетского руководства перед ответными мерами Запада [Наумкин 2003][140]. К началу 1950 года Египет был страной с хроническими проблемами платежного баланса, скудными валютными резервами и с огромным желанием совершить бартерную сделку с СССР. Все это, как оказалось, делалось по воле египтян, чье растущее отчаяние по поводу их истощающихся долларовых резервов было сопоставимо с ростом цен на пшеницу, которую им продавал Советский Союз[141]. В следующем году отношения продолжали расширяться, даже когда это означало сокращение уже согласованных поставок бельгийским фирмам, которые платили за зерно более низкую цену, чем египтяне[142]. Редкие случаи оплаты зерна в британских фунтах в экстренных ситуациях делали отношения с Египтом особенно привлекательными[143].

Если говорить о советско-итальянских отношениях, то после противостояния из-за высоких цен на советское зерно было найдено решение. Обе стороны согласились обменять итальянские железнодорожные рельсы на советское зерно. Итальянцы, однако, отказались платить установленную советским руководством цену в 90 долларов за тонну, поскольку американское зерно можно было купить гораздо дешевле. Но отсутствие долларовых резервов заставило итальянцев смягчиться и согласиться на цену, когда коммунисты пригрозили вообще выйти из сделки[144]. В результате советскому руководству удалось даже увеличить объем поставок за счет тракторов, экскаваторов, кранов и другого итальянского тяжелого строительного оборудования.

Эти вид бартерных обменов был предвестником будущих отношений с новыми странами, появившимися после распада колониальной системы. Но до широкомасштабной деколонизации оставалось еще десятилетие, и Сталин до нее не доживет. В его времена интеграция в мировую экономику предполагала торговлю с Европой, взаимодействие с Соединенными Штатами. В последние годы сталинского правления советская бартерная практика в действительности лишь смягчала сокращение торговли с Европой. Однако моментальный срез такой торговли в июне 1950 года показывает интересную картину. На фоне сокращения советского товарооборота за предыдущие 12 месяцев Советский Союз, по существу, в равной мере действовал в двух валютных зонах: стерлинговой и долларовой (см. рис. 8)[145].

Рис. 8. Советская торговля с капиталистическим миром, июнь 1949 – июнь 1950 года

Источник: Рассчитано по данным РГАСПИ. Ф. 84. Оп. 1. Д. 66. Л. 79–87.

В стерлинговой зоне СССР экспортировал в Англию зерно и древесину, в Египет поставлял зерно. Он импортировал дефицитные ресурсы из колоний, британское промышленное оборудование и вместе с тем выплачивал военную задолженность Великобритании. В долларовой зоне СССР импортировал дефицитные ресурсы, в основном из европейских империй: промышленное оборудование и технологии – рассчитываясь долларами, заработанными от экспорта ресурсов как в Европу, так и в Соединенные Штаты. Увеличение импорта из связанной долларовыми цепями Европы потребовало бы увеличения торговли с самими Соединенными Штатами – плохая перспектива в эпоху маккартизма. И хотя в стерлинговой зоне у британцев было больше пространства для маневра, сокращение торговли в течение этих 12 месяцев было связано по преимуществу с отказом Великобритании обменивать советский марганец и асбест на олово и необработанные алмазы после того, как на них было оказано давление американцами. Французов в 1949 году также отговорили продавать танкеры СССР[146]; с наступлением нового десятилетия ситуация только ухудшалась.

Острая нехватка долларов, основной валюты, используемой во внутриевропейской торговле, делала европейскую экономическую интеграцию практически невозможной, несмотря на создание Организации европейского экономического сотрудничества (ОЕЭС) – органа, призванного управлять полученными в рамках плана Маршалла средствами, поступающими из Америки. Решение нашлось летом 1950 года: был создан Европейский платежный союз (ЕПС), задача которого состояла в обеспечении многостороннего взаимозачета излишков и дефицитов в платежах между европейскими странами и создании стимулов к либерализации торговых и финансовых барьеров. Это решение инициировало более тонкую и эффективную форму исключения из взаимодействия Советского Союза. Если раньше наряду с прочими странами СССР был участником злополучной сети неэффективных бартерных практик, то теперь ЕПС значительно снизил торговые издержки Западной Европы, которая искала внутренние резервы для ускорения торговли и совершения качественного экономического скачка. СССР утратил свою роль. Сбавивший обороты, он мог лишь наблюдать процессы со стороны и возмущаться подрывным влиянием Америки, приведшим к возникновению ситуации, когда «маршаллизированные страны» снижали тарифы и вообще устраняли препятствия для интенсификации экономического обмена между собой[147].

Успех объединенных усилий под эгидой бреттон-вудских практик сотрудничества и переговоров вскоре затмил важность торговли сырьем Викторианской эпохи, а вместе с ней и императив империи. Когда европейские империи уступили место политическому потомству деколонизации, Советский Союз смог наконец установить прямые связи со странами – владельцами тех дефицитных ресурсов, которые играли значительную роль в советско-европейской торговле. Это в дальнейшем будет определяться как «рост» торговых отношений Советского Союза с новоиспеченными «развивающимися» странами – мираж, преследующий западных адептов холодной войны. В конечном счете эта торговля утратила значение и для СССР: поскольку он в 1950-е годы переживет свой собственный экономический бум, его будущее будет связано с усиленным импортом и эксплуатацией технологического оборудования и услуг, а не с выданным в прошлом веке мандатом на сырьевые товары. Будущее Советского Союза будет связано с промышленно развитым миром, что бы ни говорили по поводу бурно развивающихся отношений между Востоком и Югом сотрудники Госдепартамента США.

Однако сохранялась проблема адаптации. Если адаптивная способность советской торговли в последние годы сталинского правления была подобна аналогичной способности шерстистого мамонта, у этой проблемы есть имя: Сталин. На уровне официального политического дискурса торговые отношения по-прежнему приветствовалась, хотя и выражалась озабоченность тем, что советское руководство рассматривало как отсутствие у европейцев интереса или политической воли к экспорту тех видов товаров, на которых был фактический спрос в