Воры над законом, или Дело Политковского - Ефим Курганов

И что же говорить тогда? Обманывать государя?

Этого тоже Брискорн не мог себе позволить. И он молчал.

Однако Николай Павлович не отставал, и голос его становился всё суровей, а взгляд всё строже и строже;

«А я жду ответа, любезный Бритскорн».

И Максим Максимович решился:

«Ваше Императорское Величество, Я пытался много раз проникнуть в военное министерство с инспекцией, но каждый раз натыкался на жесточайшее сопротивление».

«Смеяться изволишь? Кто же это не пускал Вас в военное министерство?»

Брискорн опять замолчал.

«Ну, говори».

«Военный министр, Ваше Императорское Величество. И сие есть чистейшая правда».

При этих словах государь выскочил из-за стола и забегал по кабинету, делая это молча и величайшем раздражении.

И наконец, сказал, не скрывая душившей его злобы:

«Слушай, Брискорн, а ты ведь настоящая шельма. И без малейшего чувства стыда. Я знаю, что Александр Иванович невзлюбил тебя. И как вижу — не зря. Потому что ты подлец. Ты хочешь мстить ему, ты желаешь опорочить его в моих глазах, его, уже тяжело больного человека. Сие недостойно благородного человека. После этого ты никак не можешь быть помощником государственного контролёра».

Брискорн стал бел, как полотно, и он весь дрожал, лоб покрылся бисеринками пота:

«Ваше Императорское Величество, клянусь, что это так. Буквально все мои попытки проверить кассовые книги комитета о раненых наталкивались на категорический отказ военного министра. Князь просто запретил мне и моим людям приходить, мотивируя тем, что у него есть свои военные аудиторы».

«А вот мне Чернышёв говорит иначе, и у меня нет никаких оснований не доверять ему. Что скажешь?»

«Ваше Императорское Величество, я не в силах лгать своему государю. И потому повторю: Александр Иванович прямо говорил, что не доверяет государственному контролю, ибо это служба поклёпщиков и клеветников».

«Брискорн, а ведь ты и правда клеветник, как я вижу теперь. Но тебе меня с Чернышёвым не рассорить, так и знай. А знай также и вот ещё что. Отныне я полагаю тебя лукавым подлецом, негодяем, отвратительной гадиной. А теперь убирайся. Видеть тебя не могу более».

Глаза Николая Павловича налились кровью, голова задёргалась, и он в ярости затопал ногами.

Сенатор Брискорн, тряся животом, испуганно ретировался из императорского кабинета.

Николай же Павлович постепенно утих, но доволен собой не был. Реванша он как-то не ощущал. Прежние самоуверенность и бодрость что-то не возвращались.

Дело Политковского всё ещё снедало его. Он решил, что после суда станет ему неоспоримо легче.

Состоявшийся по делу Политковского суд посчитал, что товарищ государственного контролёра сенатор Брискорн весьма нерадиво относился к прямым своим обязанностям, в силу чего как раз во многом и стали возможны страшные злоупотребления, совершавшиеся Политковским и чиновниками его канцелярии — Путвинским, Рыбкиным и Таракановым.

Брискорн был уволен со службы и по-монаршему соизволению навсегда лишён званий сенатора и статс-секретаря.

Правда, уже через три года, а именно в 1856-м году (вскорости после смерти Николая Павловича) Брискорн был возвращён на службу и опять возглавил канцелярию военного министерства.

Как видно, император Александр Николаевич посчитал неосновательными те обвинения, что предъявил Брискорну венценосный отец его, государь Николай Павлович. Но публично решение вернуть Брискорна совершенно ничем мотивировано не было.

Так что взяли Максима Максимовича Брискорна опять на службу. Отнюдь не извинились при этом (да и что извиняться? Сын за отца не отвечает — это я про двух государей наших), а просто взяли, как ни в чем не бывало, и всё тут. Вернули в родное военное министерство.

И он продолжил служить под началом нового военного министра. И стал ещё более осанистый, важный, солидный, с ещё более разросшимся животом. Об опале Брискорна и об том, что царь Николай был страшно им недоволен и обвинял в попустительству ворам в комитете о раненых, никто уж и не вспоминал.

А вот светлейший князь Александр Иванович Чернышёв начисто увернулся от наказания. Более того, никаких ни монарших, ни судебных претензий к нему высказано вовсе не было, хотя он-таки не пускал государственных контролёров проверять работу канцелярии комитета о раненых, покровительствовал расхитителю Политковскому и был на самом-то деле виноват в сём деле гораздо поболее сенатора Брискорна.

Между прочим, как только Чернышёв ушёл в отставку с поста военного министра, именно Брискорн был тем ответственным лицом, которое тут же заслало в комитет о раненых целый отряд ревизоров.

Однако ж, как я установил, государь Николай Павлович был отчего-то непоколебимо убеждён (и как раз на этом строил своё обвинение), что Политковский стакнулся с Брискорном и даже прикармливал его, то бишь выплачивал ему нечто вроде дани.

ДОБАВЛЕНИЕ ОТ ПУБЛИКАТОРА:

В самом деле, в тайном дневнике царя Николая (хранится в Славянском институте в Париже) мне попалась следующая запись:

«Февраля 12-го дня 1853-го года.

А Брискорн — негодяй каких мало. Этот подлец Политковский просто подкупил его, выплачивал ему раз в квартал премию, а тот заверил, что не будет засылать в комитет своих контролёров.

В общем, погнать Брискорна совершенно необходимо. Ему просто не должно быть места в на государственной службе. А он же ещё и сенатор к тому же. Стыд! Стыд и срам!»

Царь, однако, не указал на источник своей сногсшибательной информации, даже ни единого намёка на сей счёт не сделал. Но если бы были хоть какие-то мало-мальские доказательства, то Брискорна неминуемо отдали бы под суд.

Скорее всего, царь воспылал гневом. Чернышёв для него был неприкасаемым, и признать, что тот не пускал в министерство чиновников государственного контроля, он не мог, вот и навалился на Брискорна, сделав его козлом отпущения.

В сенатском архиве, в коллекции бумаг Максима Максимовича Брискорна, удалось мне разыскать черновик письма сенатора к государю Николаю Павловичу, датированный 8-м февраля 1953-го года.

Судя по всему, письмо было послано по назначению, но ответа, видимо, не последовало; во всяком случае, в означенных бумагах его нет.

Однако письмо это (фактически оно есть самооправдательная записка), как я полагаю, сыграло свою роль, ведь Брискорна хоть и отправили в отставку с поста товарища государственного контролёра, но к суду так и не привлекли.

Ефим Курганов,

доктор философии.