Сахарная кукла - Соро Кет

– Потому что он в Баварии, дорогая!

Фердинанд терпеть не мог лошадей.

Он мог бояться отца, как смерти, но лошадей он боялся еще сильней. Да, он притащился к конюшням в сопровождении матери, но лишь за тем, чтобы притвориться моим бойфрендом. Встреча была почти что официальная: Лизель как раз окучивала какого-то нефтяного магната-американца, сына немецких беженцев, который хотел вернуться к своим корням. И по традиции рода, к которому она принадлежала волей архиепископа, жениха стоило представить главе семьи.

По-немецки Джек ни слова не говорил, – Лизель в этом убедилась, – но очень неровно дышал к европейской знати. К той ее части, что сохранила земли и деньги после войны. Особенно, его интересовал наш старый, тоталитарный род. Настолько, что он конкретно наводил справки, секта у нас, или просто такая семья со странностями. Лизель познакомилась с ним на благотворительном ужине и, – как она это называла, – ударила сразу в лоб.

– Вы уже видели развалины замка Штрассенберг?.. Да, посторонних к нам не пускают, но я там не посторонняя.

Через неделю американец уже осмотрел развалины, замок Доминика и все наши гобелены, в том числе, готические работы Маркуса, после чего был представлен графу. Тот, разумеется, так «проникся», что пригласил его посмотреть свои. Они выпили, – граф, магнат и наследник, постреляли по банкам, обсудили политику, инвестиции в отельный бизнес Филиппа и перешли к торжественной части – приглашению посмотреть графских лошадей.

В лошадях американец разбирался на самом деле. Граф говорил по-английски, но много хуже меня. И как-то так получилось, – случайно, конечно же, а не потому, что я шла за ними, выжидая момент, – что он перешел на немецкий, а переводить стала я.

Граф загорелся, как загорался всегда, когда замечал в людях подлинный интерес к благородным животным и объявил, что его сын обязан ездить верхом! Не говоря уже о его девчонке!

– Йес! – не по-немецки сказала я, подпрыгнув и, воспользовавшись случаем, поцеловала графа в лицо.

Фердинанд чуть в обморок не упал.

– Я… я… я… – он был как никогда еще близок к тому, чтоб крикнуть. – «Я – гей, Верена – просто прикрытие!»

– Да ты с ума сошел? – вскричала Марита. – Ферди – скрипач! Он – тонкий, чувствующий мальчик. Какие лошади?!

– Эти вот, – граф широким жестом обвел конюшню и чуть ли не брезгливо посмотрел на жену.

Графиня широко раскинула крылья, крича о важности рук для музыкальной карьеры, – Фердинанд пиликал на скрипочке и собирался поступать в филармонию… Или в консерваторию?.. В общем, руки были ему нужны.

– …а что касается девочки, ей точно не нужно учиться таким вещам! От верховой езды страдают при родах, – продолжала она.

Я подавилась: что-оа? Все знали, как серьезно наш граф относится к родам. У него самого было шестеро сыновей.

– Это все глупости! – заявила я.

– Что ты в этом понимаешь? – возразила Марита.

Лизель мгновенно включилась, взяв на себя Мариту и я умоляюще посмотрела на Себастьяна. Он все еще мне благоволил, хотя уже не сажал к себе на колени, как раньше. И я все силы собрала, пытаясь казаться очаровательной.

– Но я хочу учиться!

Граф мялся; явно ощущал себя последним дерьмом, но что он мог поделать? Учить меня самому, было ему не по рангу, да и вообще, лень. Он мог, конечно, выдать мне трехногого ослика, чтобы я не убилась и послать на манеж, но… я считалась дочерью Маркуса. Второго по значимости, члена семьи. Ослик был не по рангу мне.

Маркус перестал обмахиваться платочком, – лошадей он любил чуть меньше, чем их хозяина, которого, вообще, ненавидел, – и приготовился к битве за власть.

– Придется перехотеть, Верена, – сказал он мне. – Он ляпнул, не подумав, как и всегда.

Они обменялись взглядами; как будто бы лопаты скрестили. И тут же потеряли ко мне всякий интерес, и перешли на личности.

Война двух ветвей была давно позади, но Маркус считал хорошей традицией задирать графа. А Себастьяну было так скучно, что он почти всегда ему отвечал. И они принялись обмениваться колкостями, самым светским и саркастичным тоном, который лишь могли взять.

– Ферди, – яростно прошептала я.

– Нет! – перебила графиня и еще яростней обняла Фердинанда, который был серьезен и так напуган, словно… не понимал.

– Ви, честно! Твои капризы могут стоить мне рук!.. Ты же знаешь, как это для меня важно. А для тебя это лишь каприз! Ты раньше даже не заикалась, что хочешь ездить!

– Потому что я даже мечтать не смела! – я опустила голову и пустила слезу. – Ты прекрасно знаешь, что папа не может завести лошадей, а Филипп ездит на этих!..

– И что? – сказал Фердинанд и прямо-таки гениально подал. – Ты – падчерица Филиппа! Пап?!

– О! – сказал граф, неохотно отворачиваясь от Маркуса. – Как я сразу не подумал?.. Филипп!

– Что? – Филипп еще неохотнее отвлекся от своего будущего инвестора.

– Ты будешь учить Верену ездить верхом! – объявила мать, все еще опасаясь выпустить из рук Фердинанда.

У нее было такое решительное лицо, словно граф хотел отдать сына в действующую армию, а не посадить на коня.

– Что-а? – рявкнул Филипп.

Он сам был превосходный наездник и мысль, похоже, не вызвала у него восторга. На этот раз я огорчилась по-настоящему. Даже не огорчилась, а впала в униженную дитячью ярость.

– Почему – нет?

– Потому! – рявкнул он в ответ. – По-твоему, мне больше заняться нечем, кроме как стоять на манеже и гонять по кругу коня?

Я яростно сжала губы. После того прыжка с яхты, он подарил мне новый айфон, компьютер и бриллиантовые сережки. Я пока что не приняла, но и не вернула… Теперь я собиралась вернуть! По воздуху! В морду этой скотине бросить.

– А почему нет? – спросил граф, покусывая соломинку. Его взгляд скользил от меня к Джесс. – Ты же ее… эмм… отчим. Как раз и потренируешься перед тем, как у вас появятся свои дети…

Мы все посмотрели на него. Джессика, сидевшая на тюках сена, всхлипнула, зажав рукой рот.

– С Джессикой, я имею в виду, – уточнил граф быстро. – Я имел в виду, у вас с Джессикой. Не ной, Джесс! Ты же знаешь, я это не выношу…

Теперь и Джессика решила поговорить. Мольер просто нервно курил в сторонке. Джек так и стрелял глазами; как в театре сидел.

– Да с чего мне ныть? – прошипел она, прижав кулаки к бедрам. – С какой стати? Думаешь, я не знаю, что ты считаешь, что причина во мне? Не потому ли подыскиваешь ему жену помоложе?!

– Побойся бога, дуреха, тебе всего тридцать два, а Ви мне ничего плохого пока не сделала.

– Тогда с чего Филиппу учить ее?! Зачем ей вообще лошади?!!