Сахарная кукла - Соро Кет

Филипп резко выпрямился и медленно-медленно развернулся ко мне.

– Отныне у тебя будет так же.

– Чего?..

– Еще раз я застукаю тебя с этим недоделком, что лапает тебя после школы, ты пожалеешь. Ты поняла?

– Ты не мой отец, Филипп, – сказала я. – И никогда им не станешь.

По крайней мере, для Джесс.

Я не сказала этого вслух; он сам все понял. И я добила:

– Скажи, а твой папа знает, почему с ним не общаешься ты? С Ральфом?.. Я расскажу, если пожалею.

Фил промолчал.

Во времена, когда мой отец был мальчиком, тогдашний граф разводил собак. И вся семья, очень радостно заводила догов. Потом он умер, наследник в миг избавился от собак и объявил, что теперь все будут охотиться.

Все дружно облачились в болотники и записались в охотничье объединение. Период был недолгим: граф сам себе случайно выстрелил в глаз, и умер, огорчившись, что так сглупил. Его второй брат, ныне тоже покойный, уже принял сан и титул в кои-то веки перешел к третьему в семье сыну.

Себастьяну, отцу Фила, который разводил лошадей. Мешал фризов с более тонкими в кости, высокими лошадями, заботясь о сохранении грив до пола и кисточек на ногах.

Теперь семья увлекалась выездкой, лисьей охотой и любительской верховой ездой. Покупала у Себастьяна черных, как деготь, диких рослых коней и смеялась над шутками, которые не каждый конюх произнесет.

Родоначальник лошадиного племени, Цезарь, самый яростный и неукротимый из всех, был самым любимым существом Себастьяна. За Цезарем шел Филипп, затем, очередная любовница, затем Марита и прочие сыновья, за исключением Фердинанда. Того граф жестко, открыто и жестоко стебал, подозревая в нем гея.

Когда Рене, старший брат Филиппа погиб, – хотя в семье и шептались, будто тот покончил с собой, не выдержав диктатуры отца, – Себастьян переписал законы и вытащил своего любимца из семинарии, чтобы титул не достался бы Фердинанду. Графиня пыталась, конечно же трепыхаться, церковная оппозиция в семье возражать, но Себастьян был непреклонен.

– Калигула, – намекнул он сурово, – выходил замуж за своего коня. Не успокоитесь, я сделаю своего наследником.

Спор разрешился тем, что Фила турнули из семинарии. За то, что он согрешил, – навсегда разбив отцу сердце. Филипп, конечно, кричал, что его подставили и не было ничего такого, но все мы знали, что было.

Отец Райнер, настоятель, прогуливался вдоль келий, когда вдруг увидел Свет… Нет, вру, просто свет. От настольной лампы.

Когда старик заглянул к ним на огонек, Филипп сидел на кровати голый, а перед ним на коленях стоял какой-то семинарист и за неимением огурца, тренировался на настоящем члене.

Все было решено.

Ральф мигом сориентировался. Зная непримиримость графа к гомосексуалистам, он позвонил сперва Лизель, а потом – Джесс.

– Есть дело! – сказал он ей. – Ты еще хочешь утереть нос Фреду?

Она хотела.

Спешно попрощавшись с тетей Агатой, Джесс побросала вещи в машину. Засунула меня, всю в слезах на заднее сиденье, и до упора вдавила газ в пол. Свадьба состоялась через неделю.

Так Джессика стала женой наследника, Филипп с Ральфом получили стартовый капитал для своего отельного бизнеса, а Себастьян – сына-гетеросексуала.

– Спокойно, Цукерпу, – сказал он, когда я по традиции плакала на его плече, узнав, что отец и с ним уже не общается. – Когда у нее появится ребенок, она оттает и позволит тебе видеться с отцом. И он вернется…

Он не вернулся.

Прошло три года, а Джессика так и не родила. И место Филиппа в графском сердце, сильно сдвинулось в сторону: Цезарь породил жеребенка, который обещал превзойти отца. И вся семья, во всех соцсетях, задыхаясь от обожания обсуждала его, перепощивая снимки у Себастьяна.

Когда граф пригласил меня прийти посмотреть на Цезаря-младшего, которого смеха ради окрестил Брутом, Джессика даже не удивилась. Я – очень. Ведь я, в отличие от Джессики не пила. Филипп, которого не то, что ни разу не позвали, – даже не известили, – дернулся.

– Чег-о-о?!! – рявкнул он. – Куда-куда он позвал тебя?

Меня обуяла нежность: нельзя с такими слабыми нервами делать вазектомию.

– Посмотреть на нового жеребенка, – медленно и раздельно сказала я.

– В смысле, он тебя пригласил? – спросил Филипп, сжав кулак. – Без нас?

– Ага, – ответила я. – Я, типа, девушка Фердинанда, который теперь, типа, гетеросексуал. А ты тот сын, чья рентабельность опять под вопросом.

Филипп обозлился еще сильнее.

Недавно, на пикнике, графиня пыталась представить очередного художника, граф с кем-то заговорил о насущном – о бабах. Художника это не увлекало и Фердинанд, из солидарности с матерью, решил его поддержать.

– Есть вещи поинтереснее женщин! – заявил он.

– Надеюсь, – сказал отец, резко обернувшись, – ты говоришь о тачках, и лошадях, сын мой!..

Бож, как он был красив в этот миг. Прямо, как Джеймс Бонд в исполнении Пирса Броснана. Такой же резкий и дерзкий красавчик, только блондин. У меня даже сердце дернулось от восторга, а Фердинанд умолк, забившись под мою юбку.

Видимо, Себастьян был пьян, раз принял это за признак ориентации.

– Перед генофондом Ландлайенов, даже Ферди не устоит, – сказал он друзьям. – Знаешь что? Приходи-ка посмотреть моего нового жеребчика.

И я еще раз объяснила это Филиппу.

…Джессика, которую жеребенок не волновал, как и все прочее в этом мире, внезапно дрогнула. И выпрямилась на стуле, опустив на колено пустой стакан.

– Фердинанд? Ты с ума сошла?! Ты понимаешь, что он третий сын и вообще ничего не стоит?

– Второй, – поправил Филипп едко. – Рене погиб, помнишь? Я – Филипп.

Она на миг замерла, потом, через силу, кивнула.

– Твой отец ненавидит Ферди. Конечно, я понимаю его надежду, но… давай откровенно: будь она твоей дочерью, ты отдал бы ее Фердинанду?

Филипп пожал плечами. Словно допускал возможность того, что Фердинанду понадобится женщина.

– Если бы ты была против? Да!

– Пошел ты!.. – махнув рукой на Филиппа, она устало повернулась ко мне. – Я говорю всерьез! Я не хочу, чтобы ты с ним тискалась.

– Джесс, – я вскинула голову, – знаешь, в чем твоя проблема?.. Ты думаешь, будто твои желания кого-то интересуют! Все еще!..

Филипп заржал.

– А ты гораздо интереснее, чем я думал, – сообщил он и дружески похлопал меня по заду. – Он пришлет за тобой машину, или я тебя отвезу?

Первое, что я увидела, сбегая с крыльца, был лакированный зад черного седана, который возил меня в школу и из нее. Я вскрикнула, ломая ногти в завязках сумки. Лихорадочно сунула в нее руку, пытаясь отыскать телефон…