Сахарная кукла - Соро Кет

– Я же сказал, что мы это сделаем. Когда тебе исполнится полных шестнадцать лет. А пока что…

– «Пока что» получишь после окончания школы! – сказала я, не сводя с него взгляда. – На видео. Не с тобой!

– Почему нет?

– Минет – не петинг.

– Петинг.

– Да ни фига!

– А куни? – он явно не собирался сдаваться.

Слабо повозражав, я все же позволила ему стащить с себя трусики. Лучше бы я засунула их идиоту в рот! Он вообще ничего не смыслил в таких вещах. Хотя и старался: дергал невпопад языком и не сводил с меня глаз, ожидая бурных восторгов. Даже бровями двигал, чтоб подбодрить.

Мол, не стесняйся, дай себе волю, девочка!

В конце концов, я просто повалилась лицом в матрас и заржала. Господи, да что он о себе возомнил?!

Ему бы на недельку в девичий интернат. Глядишь, узнал бы, что не лизать надо, как собака. И не долбить в фасолинку языком. Ее надо посасывать. Нежно! А не восторги из женщины выбивать своими бровями.

Я как раз собиралась сказать это все Андреасу и порвать с ним, когда дверь открылась. На пороге, с шумным хрустом вгрызаясь в яблоко, встал Филипп.

– Ви, где костюм, что я велел тебе отвезти в…

Какой-то миг все молчали, потом его яблоко смачно «поцеловало» пол.

Филипп говорил, – я пожалею, если он нас застанет.

И я решила, что пожалею я. Мне в голову не пришло, что он набросится на Андреаса. Их матери были в дальнем, едва осязаемом, но все же, родстве. А Филипп, в отличие от Ральфа, был не дикарь…

Я в самом деле так думала!

Там, на конюшне, когда, обжигая дыханием мою шею, Филипп сказал, что мы должны подождать, я объяснила, что ждать не буду. Предельно мягко, спокойно, ласково. Не тыча грязными вилами ему в грудь.

– Я понимаю, что ты рискуешь, – сказала я. – Но согласись, нечестно заставлять меня ждать, когда ты сам сейчас примешь душ, поедешь в клуб и склеишь себе кого-то.

И Филипп, вроде, как согласился. Похоже, только с тем, что было про девчонку и клуб.

…Он даже не выронил свое яблоко, он его швырнул. С такой силой, словно хотел пробить пол.

– Ах, ты гаденыш!

Ухватив барона за брюки, граф-младший резким рывком оторвал его от меня и, как кутенка, поволок к выходу. Размахивая конечностями, Андреас даже кричать не мог от страха. И выглядел еще смешнее, чем пару минут назад. Я задыхалась, от смеха, я не могла дышать, но все равно бежала за ними следом.

– Фил, отпусти его! Слышишь?! Филипп! Ничего не было!

Филипп распахнул дверь, размахнулся и… отпустил. Я ахнула. Андреас с визгом преодолев крыльцо, упал на белый, декоративный гравий дорожки.

– Ты спятил? Ты мог убить его!

Дверь с грохотом захлопнулась на засов.

Филипп обернулся. На нем лица не было. Лишь гримаса, напоминающая морду горгульи. Увидев эту гримасу, я перестала ржать. Сглотнув, я задом попятилась откуда пришла. Назад в свою комнату.

Джесс час назад умотала в СПА. Прислуги у нее не было. Во всем огромном пустынном доме остались Филипп и я. И Эльба за домом, и чайки, орущие над волной. Если бы он убил меня, меня бы никогда не нашли.

Совсем, как Русалочку после свадьбы Принца.

Споткнувшись, я с размаху рухнула спиной на кровать, и Филипп, не удержавшись, свалился на меня сверху. Я принялась отбиваться, он ухватил меня и скрутил. Навис, тяжело дыша и оскалив зубы.

– Я говорил тебе, чтобы ты не смела с ним спать?!

Он был тяжелее Андреаса, старше его и он буквально трясся от злости. Я ощутила, как занемели стиснутые запястья.

– Не твое дело!

– Не мое дело?!

– Ты сам отказался! Ты знаешь, я хотела только тебя! Ты сам толкнул меня под другого!

Я яростно изогнулась, в попытках столкнуть его, но Филипп крепче сжал шенкеля, и я поняла, почему смирны его лошади.

Он заломал меня, как медведь. Даже не скривившись, словно шутя. Ребра сдавило так, что мне показалось: они сломаются. И я затихла, как птичка в детской руке. Задыхалась, не шевелясь, дыша часто-часто.

Опомнившись, Филипп расслабил бедра и отодвинулся, словно все это время, то был не он. Неловко посмотрел вниз. Моя грудь вздымалась и опадала, все шире распахивая не застегнутую блузку. И глядя в сторону, он дрожащей рукой запахнул ее.

Я сжала зубы, понимая, что это значит. И отвернулась на случай, если вновь не сдержусь. И разревусь, как ребенок, которому не купили игрушку. И Филипп окончательно убедится, что прав: я малолетка. Со мною опасно связываться.

– Я много старше тебя, Верена.

Его рука лежала на моем животе. Пальцы сжимали тонкую ткань так сильно, словно то были не края блузки, а последние оплоты здравого смысла.

Я не ответила. Какой был смысл отвечать?

Мы оба знали, что это – бред. Доминику было сорок, когда Лизель убедила его жениться. А ей пятнадцать. И что с того? Никто ничего не сказал. Штрассенберги молчали и улыбались. Отцу – было тридцать три, когда я появилась на свет. Как и его многострадальному брату. А Джесс – лишь начало семнадцати. И что?

Вся семья, как обычно кивала и аплодировала новому малышу.

Филиппу – было двадцать семь или двадцать восемь. Его родители только-только перестали получать его «детские». Наши двенадцать лет разницы были просто смешны!

Причина была в другом и оба мы это знали. Да, он хотел меня. Достаточно, чтобы ревновать, но все еще недостаточно, чтобы мне поддаться. Это я сходила с ума, позабыв все заповеди бабушки:

НЕ жди!

НЕ настаивай!

Будь всегда готова к отказу.

НЕ НОЙ!

Я нарушила все их.

Я резко повернулась к нему.

– Дело не в возрасте, дело в нас с тобой. Я для тебя просто кукла для тупых шуток! Будь со мной Ральф, ты бы не осмелился так войти! Такой крутой ты только со слабыми!

– Будь с тобой Ральф, я вызвал бы полицейских!

– Он бы прибил тебя раньше!

– В твоих мечтах он – кто теперь? Аквамен? Ты несовершеннолетняя!

– Мне будет шестнадцать в ноябре! Что изменят два месяца? Я сразу стану мудрей? Или ты заполучишь Джека и больше не будет надобности притворяться, будто я тебе нравлюсь?.. Ты просто меня используешь! Как обычно! Как ты всегда меня использовал! Как прикрытие, чтобы подойти к настоящей цели! Гомик!

Он что-то хотел сказать. Быть может, еще раз пересчитать по пальцам двенадцать лет… Но стоило мне бросить ему в лицо последнее слово, его глаза сузились, зубы сжались и, прижав меня всем весом к матрасу, Филипп рывком раздвинул мои колени.