Опасная профессия - Жорес Александрович Медведев

значит встать в один ряд с Решетовской и заранее поставить себя на Западе в невыгодное положение. Да и здесь это вызовет критику ряда людей, мнением которых В. Я. дорожит. Лучше всего для него действовать через меня и тебя, т. е. по независимым каналам, например через журнал “Двадцатый век”. Но это ставит его под удар партийных инстанций, что сейчас для него также неприемлемо, уже по личным обстоятельствам (два сына, Светлана не работает и, наверное, не сможет работать, у В. Я. обострился артроз тазобедренного сустава, нужна операция, сейчас он в больнице). В таких случаях я не вмешиваюсь и ничего не советую. Пусть решает сам…»

Когда Рой писал это письмо (3 декабря), он не знал, что Лакшин уже закончил свой очерк, который начал писать вскоре после прочтения «Теленка». Очерк несколько месяцев лежал у него в столе. Он никому его не показывал. В начале февраля 1976 года я получил на домашний адрес в Лондоне письмо из Италии, судя по штампу – из Венеции, в большом конверте и без обратного адреса. В письме был очерк В. Я. Лакшина, 45 страниц машинописного текста через один интервал и на обеих сторонах тонкой папиросной бумаги. Рукопись не была подписана автором, сохраняя самиздатный вид. На последней странице стояла дата – 9–30.8.1975. Август Лакшин обычно проводил на юге. В Венеции я знал лишь одного человека, который мог что-либо мне прислать, – Витторио Страда, профессор русской литературы университета Венеции и член Итальянской коммунистической партии. Я ему позвонил. Он подтвердил, что получил рукопись в конверте от Роя, но с ведома и согласия автора, во время недавней поездки в Москву. Мне предоставляется свобода действий. На русском языке я мог опубликовать очерк Лакшина нескоро, следующий выпуск альманаха планировался лишь на начало 1977 года. На итальянском, французском или английском языках публиковать этот яркий полемический очерк можно было бы лишь после издания переводов «Теленка» – когда предмет полемики станет доступен читателям. О возможном итальянском издании «Теленка» Страда пока ничего не знал. Английское издание также еще не появилось. Однако я знал, что книга переводится.

Я прочитал очерк Лакшина с большим вниманием. Написано ярко, интересно, убедительно, эмоционально:

«…Пусть те, кому попадутся на глаза эти строки, простят мне излишне личный тон – я не статью для журнала пишу, а с прожитой жизнью пытаюсь объясниться… Более десяти лет вся моя личная судьба была связана с журналом А. Т. Твардовского “Новый мир”, да и с Солженицыным, вошедшим в литературу через его дверь…

…В последней книге он прямо оскорбил память человека мне близкого, кого я считал вторым своим отцом, обидел многих моих товарищей и друзей. Главное же, облил высокомерием свою собственную колыбель, запятнал дело журнала, бывшее в глазах миллионов людей в нашей стране и во всем мире достойным и чистым.

Брошен вызов, и я поднимаю перчатку…»

Читать рукопись было нелегко, так как строчки с обратной стороны папиросной бумаги просвечивали. Обильная авторская правка первоначального текста была сделана от руки на полях, но печатными буквами. Но это был оригинальный текст, никто, кроме самого Лакшина, не мог этого сделать. Эта авторская правка меня обрадовала, она могла заменить авторскую доверенность при переговорах с издателями. Объяснить причину осторожности автора было нетрудно. Кроме того, именно такой вид рукописи, весившей всего 40 г и вмещавшейся в обычный удлиненный конверт, свидетельствовал о том, что она была предназначена именно для конфиденциальной отправки и публикации за границей и для возможных переводов. Перлюстрация обычной советской почты и запреты на отправку по почте рукописей, не прошедших цензуру, были западным издателям хорошо известны. Писателям, сознательно уклонявшимся от цензуры Главлита, грозили исключение из Союза писателей и, следовательно, невозможность работы и публикаций.

Я сделал несколько копий очерка и послал Майклу Гленни (Michael Glenny), профессору русской литературы в Бирмингеме, Люси Катала, руководившей отделом переводов с русского в парижском издательстве «Albin Michel», и Витторио Страде, который был консультантом по русской литературе для издательства «Einaudi» в Турине. Как директор «T.C.D. Publication» я просил каждого из них рассмотреть возможность перевода и издания книги Лакшина с рядом дополнительных примечаний, краткой биографией Твардовского и серией подобранных мною фотографий Твардовского, Лакшина и некоторых членов редколлегии «Нового мира», упоминаемых в очерке. Издавать небольшую книгу Лакшина целесообразно было вскоре после появления на французском, итальянском и английском книги самого Солженицына. Я сообщил, что в альманахе «Двадцатый век» очерк будет напечатан в начале 1977 года и что у нас есть мировой копирайт на все публикуемые материалы.

Мне не составило труда определить, что Лакшин сам перепечатал на своей портативной машинке первоначально рукописный очерк, подготовленный вчерне на юге. Папиросная бумага была советского производства, очень тонкая, немного меньшего формата, чем стандартные листы для пишущих машинок. Первый экземпляр, предназначенный для вычитки, был, наверное, на обычной бумаге и на одной стороне листа. Он остался у автора. Второй был передан Рою для самиздатной версии альманаха (он не распространялся и читался лишь узким кругом друзей). Третий готовился особо, именно для отправки за границу. В реальном самиздате рукопись с критикой Солженицына не имела в 1976 году никаких шансов на распространение. Ее могли читать лишь члены бывшей редакционной коллегии «Нового мира». В прямую переписку по поводу публикации и возможных иностранных изданий я с автором не вступал. Некоторые поправки поступали ко мне через Роя в марте-апреле. Это были указания страниц «Теленка» для множества цитат в книге Лакшина. В западных изданиях все цитаты обычно тщательно проверяются. Даже эти короткие записки шли через Роя и его каналы, а не обычной почтой. Открытая почта перлюстрировалась КГБ, дипломатическая – ЦРУ. Да и Лакшина не посещали иностранные журналисты. Он хотел как можно дольше держать свой проект в секрете. Риски именно для него были велики.

Я пишу об этом столь подробно потому, что после ранней смерти В. Я. Лакшина в 1993 году, в возрасте 60 лет, авторы некоторых работ о нем приписывали появление этого очерка за границей и в переводах на французский и английский стихийным силам самиздата. В действительности В. Я. Лакшин готовил его именно для зарубежных публикаций, а не для самиздата, соблюдая при этом необходимую осторожность. Рассказанная здесь история никому, кроме меня, не была известна. Никакой самиздатной циркуляции этого очерка в СССР не было.

Первой ответила Люся Катала. В письме, а затем по телефону она сообщила, что «Теленок» переводился в Париже с рукописи и был издан в конце 1975 года («Le Chêne et le Veau». Ed. du