История Крыма и Севастополя. От Потемкина до наших дней - Мунго Мелвин

В небе над Севастополем давало себя знать превосходство немцев. 14 июня Октябрьский в дневнике отметил: «Было более 700 самолетоналетов. Сброшено около 2000 бомб». Кроме того, противник «сильно обстреливает крупнокалиберной артиллерией аэродромы, по аэродромам выпустил около 700 снарядов». 17 июня Октябрьский жаловался, что «день действительно тяжелый». По его свидетельству, авиация противника сделала более 1000 самолето-вылетов и сбросила более 3500 только крупных бомб[1417].

Тем временем Манштейн наконец получил согласие Верховного командования сухопутных войск на замену обескровленной 132-й дивизии более свежей 46-й дивизией. Оба штаба остались на месте, чтобы не терять контроль над ситуацией. Во время этой передислокации боевая мощь войск Манштейна уменьшилась на одну дивизию. Кроме того, все его пехотные дивизии быстро слабели. Численность некоторых полков сократилась до размера батальона. Без серьезных подкреплений попытка штурма Севастополя была обречена на неудачу. Командование сухопутных войск признало этот факт и направило в Крым дополнительные пехотные части — Манштейн упоминает «три пехотных полка», которые «должны были подоспеть по крайней мере к последней фазе схватки»[1418]. 22 июня советская разведка уже обнаружила вновь прибывшие пехотные полки из 97, 125 и 213 пехотных дивизий, а также еще один полк из неустановленной дивизии[1419]. Действительно, немецкие документы подтверждают, что во время решающего штурма Севастополя одиннадцатая армия получила не менее пяти пехотных полков, что почти равно двум дополнительным дивизиям[1420]. Одновременно командование сухопутных войск — вероятно, по приказу Гитлера — снова потребовало от Манштейна как можно быстрее передать VIII авиационный корпус, который был необходим для главного летнего наступления, операции «Блау».

ПРОРЫВ СОВЕТСКОЙ ОБОРОНЫ 17–27 ИЮНЯ 1942 Г.

Через десять дней после начала наземного наступления румынских и немецких войск и возобновления воздушных налетов и артиллерийских обстрелов советская оборона еще держалась, но уже с трудом. В полукольце укрепленных пунктов и окопов под Севастополем истощенные войска Петрова пытались сохранить целостность своих позиций.

Таблица 14.3. Соотношение сил под Севастополем 17–18 июня 1942

Чувствуя, что боевая мощь противника ослабевает, одиннадцатая армия удвоила усилия, пытаясь прорваться во внутреннюю зону крепости с помощью мощных ударов каждого из корпусов. 17 июня в 2:45 LIV корпус начал решительную атаку на своем участке, чтобы захватить северный берег Севастопольской бухты. Преодолев ожесточенное сопротивление, несмотря на тяжелые потери, LIV корпус сумел захватить несколько опорных пунктов второй линии обороны советских войск, в частности форты «ЧК», «ГПУ», «Сибирь» и «Волга» (немецкие названия). На западном фланге корпуса 132-я дивизия, передислоцированная 24-я дивизия и 213-й пехотный полк вели наступление параллельно берегу. 213-й полк, которым командовал полковник Отто Хитцфельд, прорвал советскую оборону и захватил 30-ю батарею береговой обороны в Любимовке, или, по крайней мере, верхнюю ее часть. Бойцы батареи под командованием капитана Георгия Александера продолжали сражаться еще несколько дней, пока немецкие инженеры не взорвали систему подземных туннелей. Тем временем 132-я дивизия развивала наступление на старую батарею Шишкова, которая господствовала над крымским побережьем ближе к Севастополю.

Октябрьский признавал, что день 17 июня был «тяжелым». В бесплодной попытке остановить наступление LIV корпуса он ввел в бой свой последний резерв — недавно прибывшую 138-ю стрелковую бригаду[1421]. Немецкая 24-я дивизия продолжала наступать в южном направлении и 21 июня подошла к Северному и Константиновскому фортам, прославившимся во время Крымской войны. Эти устаревшие оборонительные позиции защищали малочисленные подразделения советских войск, не имевшие никаких шансов на успех. Но их мужество вошло в анналы Севастополя. Семьдесят четыре морских пехотинца под командованием капитана Евсеева три дня и три ночи отражали все атаки на Константиновский форт. «Лишь на рассвете четвертого дня, — писал Леонид Соболев, — приказ отозвал их на последний корабль». Оставшиеся в живых несли раненых и оружие: «Они шли к воде молча, неторопливо, изодранные, засыпанные каменной пылью, израненные, шли торжественной процессией героев, грозным и прекрасным видением черноморской славы, правнуки севастопольских матросов, строивших когда-то этот старый форт»[1422].

Слева от 24-й дивизии ее конкурент, 22-я дивизия из Нижней Саксонии, продвигалась еще быстрее. Ее передовые части в ночь с 18 на 19 июня достигли Голландской бухты, то есть берега Севастопольской гавани. Солдат Вольфа отделяла от центра города только полоса воды. Запись в дневнике Октябрьского указывает, что обычно невозмутимый адмирал был встревожен — впервые с начала второй обороны Севастополя. «Противник рвется к городу, занял Бартеневку, Братское кладбище, — сообщал он 18 июня. — 95 СД [стрелковая дивизия] начисто разбита, остатки сражаются на северных укреплениях». В результате защищать Северную часть Севастополя было практически некому. К этому времени снабжение города и его защитников все больше зависело от подводных лодок. Например, 18 июня шесть подводных лодок разгрузились в порту и взяли курс назад, на Кавказ. «Ожидаем еще 4, — оптимистично отметил Октябрьский, прибавив: — Только они спасение сейчас»[1423].

В следующие два дня немецкие 24-я и 22-я пехотные дивизии захватили вершины скал вдоль северного берега Севастопольской бухты. На восточном фланге LIV корпуса 50-я дивизия сумела выйти к нефтехранилищу и Старому форту под Инкерманом. Южнее румынская 1-я горная дивизия также сумела продвинуться достаточно далеко. На участке XXX корпуса переломным днем стало не 17, а 16 июня, когда были прорваны советские линии обороны, прикрывавшие Сапун-гору. Но за каждый шаг приходилось платить высокую цену.

Немцев все больше раздражали трудности наступления на Севастополь, и они пытались подорвать боевой дух советских войск с помощью пропагандистских радиопередач. Эти пропагандистские операции были направлены в основном против флота и его морской пехоты. Как рассказывал Войтехов, их радиопередачи, как правило, начинались с обращения к морским пехотинцам, которых немцы боялись больше всего и называли «черной смертью». Обычно в них содержался призыв — как правило, от имени немецких моряков — очнуться от опиумного сна большевистской пропаганды и перейти на сторону противника. Взамен они получат возможность не расставаться с Черным морем, а фюрер подарит каждому моторный баркас.