Жизнь и чудеса выдры - Хейзел Прайор
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Какой классный! Спасибо тебе огромное!
– Я знала, что тебе не понравится, – весело засмеялась Кристина. – Но теперь у тебя не осталось ни единого оправдания, не так ли? Когда ты в следующий раз придешь в питомник кормить Коко, мы наконец сможем порисовать выдр. И обязательно приезжай за город рисовать пейзажи на пленэре. Все что душе угодно. Я ужасно оскорблюсь, если ты не будешь им пользоваться, – добавила она.
Должно быть, Эл рассказал Кристине, как больно ей было наклонять голову, когда она писала или рисовала. Кристина запомнила это и нашла решение. Держать карандаш и рисовать им будет по-прежнему трудно, но мольберт, безусловно, поможет.
– Спасибо за заботу, – искренне поблагодарила Фиби. Она украдкой взглянула на отца, который топтался чуть поодаль, надеясь, что и для него доброта Кристины не осталась незамеченной.
– Не переживай, – улыбнулась Кристина. – На новый я не разорялась. Я же не Рокфеллер какой-нибудь. Гаражная распродажа.
Фиби не собиралась ехать за город «на пленэр». Вариант с выдрами звучал чуть-чуть заманчивее, поскольку она все равно регулярно бывала в питомнике. Она задумалась. Проглотив достаточное количество обезболивающих, она могла вполне сносно нарисовать вазу с фруктами… Но яблоки и груши не сновали туда-сюда без передышки. Они мирно лежали на своих местах. Фиби сильно сомневалась, что выдры окажут ей ту же любезность.
Кристина сияла и с нетерпением ждала ответа Фиби, сфокусировав на ней все свое внимание. Жаль, что она не смотрела в сторону Эла. По задумке она должна была заинтересоваться именно им. И все же было бы невежливо ответить отказом.
Лай
Июньское солнце припекало макушку Эла. В воздухе разливался запах свежескошенной травы, смешиваясь с ароматом роз и жимолости. В кронах деревьев щебетали птицы. Эл любовался красочной мозаикой своего сада, наслаждаясь обступившим со всех сторон летом.
Фиби стояла с ним рядом. Несмотря на теплую погоду, она куталась в толстый свитер. Ему удалось вытащить ее из дома на пикник, но она наотрез отказалась выходить за пределы сада.
Они решили расположиться на лужайке за домом, где было спокойно и тихо, но Эл настоял, чтобы сначала она взглянула на лужайку перед домом. Она вся была плотно засажена цветами: кустовыми розами, сиренью, мальвой и вьющимся барвинком. Повсюду проросли наперстянки, и ветерок ласково покачивал их лиловые колокольчики. От сорняков тоже не было отбоя. Сухая трава, ракитник, яркие одуванчики и облачка незабудок пробивались сквозь щели кривых дорожек. Все было очень сумбурно. Но Элу нравилось.
Фиби покорно любовалась цветами, думая о чем-то своем, а потом принялась расспрашивать Эла о его работе. Он мысленно застонал. Закончив утренний объезд, ему не хотелось возвращаться ни к чему, связанному с работой, но его дочь умела быть настойчивой. И сейчас она хотела знать, не показалась ли ему любопытной какая-то из сегодняшних посылок.
Он почесал в затылке.
– Любопытной? В каком это смысле «любопытной»?
– Ну, сам понимаешь. Необычной. Подозрительной. Как будто в ней может скрываться что-то особенное.
Его больше занимало не содержание посылок, а их количество, вес и объем. Но мозг Фиби был устроен иначе. Он не впервые приходил к такому умозаключению. Эл задумался. По своей натуре он не любил сплетничать, но был готов снизойти, если это могло заинтересовать Фиби. Он жил ради того, чтобы пробуждать в ней интерес к жизни.
– Ну, допустим, мистер Крокер, по всей видимости, заказывает романтические подарки для своей дамы сердца.
– Мистер Крокер? – переспросила Фиби, и ее брови удивленно поползли вверх. – Тот пожилой, лысеющий, пучеглазый бывший полицейский с курами?
– Да, он. – Ее пренебрежительный тон рассердил его. – Фиби, даже пожилой, лысеющий и пучеглазый бывший полицейский с курами может оказаться чувственной натурой. Старая, морщинистая, заскорузлая оболочка еще не значит, что под ней у человека не может биться трепетное сердце, жаждущее любви. – Эл коротко хохотнул, осознав, что, кажется, брякнул лишнего.
Фиби посмотрела на отца пронизывающим взглядом. После паузы, которая показалась ему чересчур долгой, она спросила, откуда он узнал, что у мистера Крокера есть дама сердца.
Эл ответил, тщательно подбирая слова:
– Я не могу быть уверен на сто процентов, но ему пришла маленькая коробочка, на упаковке которой было написано «Вивьен Вествуд», а Вивьен Вествуд[10], насколько мне известно, пока не производит куриный корм.
Они помолчали еще немного.
– Ну что, давай раскладывать пикник, раз мы все это затеяли, – вздохнула Фиби.
Эл вынес из дома плед и сэндвичи, и вдвоем они отправились в сад за домом.
Эл начал окультуривать небольшой земельный участок, брошенный на произвол судьбы бывшими владельцами коттеджа. Ближайший к дому клочок земли превратился в зачаток огорода, состоящего на данный момент из трех приподнятых грядок с картофелем, кабачками и стручковой фасолью. Эл поставил перед собой цель вырастить экологически чистый урожай и поклялся не использовать гранулы от слизняков. Это решение повлекло за собой массу лишней работы. Каждый вечер он совершал так называемую «облаву на слизней» – обходил сад с фонариком в поисках противных вредителей. Когда он находил их, то подцеплял палкой и бросал в цветочный горшок. А затем относил на берег реки, где выпускал на свободу, ошарашенных, но невредимых. Иногда, впрочем, ему казалось, что те были оснащены персональными внутренними навигаторами и сразу возвращались обратно, беззвучно и скользко над ним посмеиваясь. Листья кабачков выглядели так, словно кто-то прошелся по ним дыроколом.
Элу часто казалось, что он откатывается назад по кривой жизни. Список его жизненных целей становился только длиннее, а не короче. Из-за того, сколько времени он тратил на борьбу со слизнями, на новую работу, на готовку, уборку и трансфер Фиби в питомник и обратно, он так и не нашел возможности починить свет в прихожей. Или разобраться с водопроводом. Не говоря уже о том, что они так и не распаковали большую часть своих вещей. Что ж, все это могло подождать. Сполна насладиться дарами природы было важнее – иначе какой во всем этом смысл?
– Фу-у. Здесь воняет, – проворчала Фиби, прерывая его размышления.
– Не обижай мой волшебный компост, – фыркнул он. – Это мертвое, гниющее вещество станет полезной пищей, вскормившей новую жизнь. Это алхимия. Оксюморон. Своего рода перерождение. Я бы даже сказал, что компост – это не что иное, как, не побоюсь этого слова, чудо.
– Однако так ли он сочетается с сэндвичами с арахисовым маслом?
В ее словах