Государевы конюхи - Далия Трускиновская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Кабы только его… И Бугая сманили, и Афоньку, и Михея… Вот ведь скверная девка… — проворчал Томила. — Как ведала!.. А может, и ведала…
— Ты о ком это? — полюбопытствовал Данила.
— Да про Авдотьицу я! Может, знаешь — на Неглинке живет, от твоей кумы неподалеку!
Данила насторожился.
— Вспомнил, аль нет?
— Их всех не упомнить.
— Она ростом с Ивановскую колокольню!
— Теперь припоминаю… — И Данила выразительно поглядел на скомороха: мол, коли начал, так рассказывай! Тот, однако, крепко задумался.
— Вот что, молодец, — сказал, вдоволь надумавшись, скоморох. — Ты ведь с Соплей сговаривался?
— Было такое дело, — согласился Данила.
— Сейчас все стенки уж составились и вместе держатся, чтобы кого в последний миг не сманили. Есть у меня один боец на примете, я его ждал, ждал, а он носу не кажет, а сговаривались еще на Рождество, когда он на Москву приезжал. И охота мне знать, не у Сопли с Одинцом ли оказался. Мне туда нос совать нельзя, да и никому из наших тоже, а ты человек посторонний. Коли бы ты мне про него разведал — я бы тебе заплатил! Или бы Трещала тебя безденежно учить взялся! Да я и сам многому научить могу. Нам важно знать — там он или не там…
Данила усмехнулся: дивная зима выдалась, розыск с розыском схлестываются! Вспомнил, как Богдаш едва с подставной женкой грех не сотворил, — еле смех удержал. А тут еще бойцы в хитрости ударились…
— Сегодня-то не выйдет, — сказал он, опомнившись. — Меня с конюшен ненадолго отпустили. И то уж пора возвращаться.
— А я извозчика возьму! — пообещал Томила. — Птицей долетим!..
— На забор вспорхнем и все разглядим, — ехидно продолжил Данила. — Они, чай, тоже стерегутся.
— Да поедем, свет! Мы еще Бажена с собой возьмем! Ступай сюда, Баженушка!
— Нет, Томила. Сказано — нет, так и не пойду. Мне на конюшни пора. Все чистим, скребем! Передавали из Верха — государь опять к нам пожалует, да и не один.
— А с кем?
Говорить, что государь собирался взять с собой своего единственного сыночка, царевича Алексея Алексеевича, Данила не пожелал. Во избежание дурного глаза, да и не только глаза, царевичей являли народу лишь когда их уже впору было женить, а царевен — и вовсе никогда. Только самые близкие их и видели. То, что государь хотел сына учеными лошадками потешить, говорило о его великом доверии к конюхам.
— А с боярами и со стольниками.
— Ну, коли так… Бес с тобой, Данила, все одно — вместе пойдем! Провожу тебя малость. А ты завтра-то приходи! Учить тебя Трещала сейчас не начнет, не до тебя ему, а ты сам поприглядывайся!
Но оказалось, что не столько Томила Данилу провожал, сколько наоборот. И хуже того, пользуясь тем, что Данила все еще плохо знал Москву, хитрый скоморох повел его от Яузы по Солянке, а там близ Всехсвятской церкви постучался в некий двор.
За высоким забором сперва Томилу знать не знали и гнали гнилыми словами. Сколько он ни требовал торгового человека Перфишку Рудакова, сколько ни ссылался на молодого Трещалу, ответ был один: коли не угомонишься, страдник, кобелей спущу! И при том — точное указание направления, куда бы скомороху лететь через семь гробов с блядским присвистом.
Даниле эта унылая ругань надоела.
— Пойду я, — сказал он, — а ты тут сам разбирайся.
— Ты завтра приходи, — попросил Томила. — Трещала оклемается, совсем бодр будет, потолкуете. И узнаешь заодно, когда нашей стенке на лед выходить.
— Да разве не каждый день бои? — удивился Данила, несколько зим подряд урывавший хоть немного времени — посмотреть, что на реке делается.
— В иные дни конские бега, это — надолго. А стенок на Москве немало собирается, есть посильнее, есть послабее. Нам же, сильным, нужно знать, когда государь пожелает боями тешиться, тогда и выходить. А про то, может, только в понедельник и узнаем. Государь-то всякий раз, как из Кремля выезжает, указ пишет — кому за него оставаться.
— Даже когда на реку? — удивился Данила.
— Ему, государю, так положено. Вот ведь бесов Перфишка! Как его не надобно, так он тут и в ногах путается! Как занадобился — прячется! И от кого, сучий потрох, прячется?!
— Бог в помощь! — С тем Данила, кивнув, и поспешил прочь.
И, разумеется, не спросил у Томилы направления. Он понял, что забрел не туда, оказавшись уже чуть ли не на Мясницкой. По его расчетам, он должен был уже выйти к Кремлю, но прохожий, спрошенный о Кремле, очень удивился:
— Так ты не в ту сторону идешь!
Запутавшись окончательно, Данила надулся и решил вернуться назад, чтобы от Всехсвятской церкви пойти в нужную сторону. Шаг у него был скорый, тем более — парень рассердился, и потому он оказался там, где расстался с Томилой, довольно быстро.
К немалому своему удивлению, он увидел скомороха на паперти. Тот явно кого-то поджидал. И на вид был обеспокоен предстоящим разговором.
Данила обогнул бы церковь да и пошел прочь, но он заметил странного человечка. Ростом человечек был невысок, одно плечо выше другого, и кутался в большую волчью шубу так, что и нос не торчал, почему и вынужден был озираться не как добрые люди, а поворачиваясь всем телом. Томила стоял к нему спиной. Зайдя осторожненько справа, а потом слева, человечек словно бы хотел убедиться, что, явившись спереди, увидит приятеля, а не врага.
Это скольжение за скомороховой спиной показалось Даниле любопытным. Опять же — он не забывал, что скоморох каким-то образом причастен к суете вокруг деревянной грамоты. Потому и Данила проделал те же движения — зайдя слева и справа, хорошенько разглядел лицо человечка в волчьей шубе, обычное лицо, лупоглазое и почти безбровое. А потом, увлекшись, оказался настолько близко, что, когда скоморох, будучи тронут за плечо, обернулся, Данила лишь чудом не попался ему на глаза.
— Ну, убедился? — вместо приветствия спросил Томила. — И что ты такого натворил, что от людей прячешься? А, Перфилий?
— Погоди, будут после Масленицы деньги — и прятаться перестану, — ответил тот. — Мне именитые купцы обещали!
— Вот и я с тобой о том же говорить собрался. Отойдем-ка в сторонку.
— А что за дельце?
— Да у вас — товар, у нас — купец.
— Ты о чем, свет?
Данила, сделав несколько шагов, оказался за спиной у скомороха.
— Да о том товаре, что ты из муромских лесов привез. Что ж нам не предложил?
— А у меня все рассчитано, — с гордостью сказал человечек. — Коли Одинцу Трещалино наследство досталось, так к нему товар и доставлен.
— Побойся Бога! С чего это ты взял? Наследство-то — у молодого Трещалы!
— А как оно туда попало? Старый Трещала еще за два дня перед кончиной грозился, что внуку ни черта не достанется! Вот я и сказал кое-кому, что коли наследство — у Одинца, то и…