Конфуций и Вэнь - Георгий Георгиевич Батура

«идиотских» вещах, когда апеллирует к своим собственным ушам: «В 60 лет ухо (эр) мое стало послушным (шунь)». И только из всеобщего уважения к своему Учителю китайцы при этом не крутят пальцем у своего виска. Но читатель, наверное, уже догадался о том, что в обоих этих случаях Конфуций задействовал те же самые «уши, которые слышат (вэнь)», причем, и тут и там – в несколько неадекватной манере. Для чего подобная и явно намеренная неадекватность? Только с одной целью: чтобы читатель (или слушатель), отталкиваясь от такой неприемлемой для сознания глупости, смог найти единственно верный ответ.

Но найти его может только тот, кто знает, о чем идет речь, – кто пережил подобный опыт и немного знаком с обозначением этого опыта в древних иероглифах династий Инь и Чжоу. А там такой опыт передавался иероглифом Вэнь. В графическом представлении – это человек, на груди которого изображено сердце. Поэтому и имя Вэнь у Вэнь-вана. А «описательно» этот иероглиф был зафиксирован в тех надписях на ритуальной бронзе, которые были предназначены исключительно для прочтения «духами предков». Именно по этой причине тексты отливались на внутренней стороне (дне, крышке или стенках) сосуда, – так, чтобы никто посторонний эти надписи прочитать не смог. А ведь куда проще было делать надписи снаружи!

Этот опыт передавлся всегда одной и той же фразой: «просветлить сердце, постичь Дэ». В соответствии с рассматриваемым суждением такой опыт приходит мгновенно, – в виде «озарения» или «опрокидывания триггера», и это для Конфуция – та единственная искомая цель, ради чего человек живет на земле. После такого опыта, если он приходит «утром», можно спокойно переходить в иной мир даже не «вечером», а «днем». И в этом своем ощущении Конфуций, безусловно, прав. Но именно в том смысле, что если по какой-то независящей от человека причине ему вдруг случится умереть «через час» после получения опыта Вэнь, то ему не следует особо печалиться, – цели своей жизни на земле он уже достиг.

Однако мы знаем, что сам Конфуций почему-то не «застрелился» в свои 60 лет, когда стал Вэнь. Почему? Потому что для таких представителей человечества, как он, существует не только личная цель «спасения», но и задача «вселенская». У Конфуция был «долг перед Небом-Тянь». Он обязан был стать Цзюнь-цзы и сделать все для того, чтобы в Поднебесной воцарилось Дао Раннего Чжоу. И только по этой причине он остался в памяти бесчисленных поколений китайцев, как главный Учитель Китая. В действительности китайцы так и не смогли увидеть его подлинный Свет, но все-таки они ощутили то Тепло, которое от этого Света исходило. Слепой человек не видит Солнце, но он греется в его лучах. Так и Китай по отношению к Конфуцию.

Читатель уже понимает, что в обоих суждениях за иероглифом вэнь («услышать» или «ухо, которое слышит») скрывается омоним Вэнь. И здесь тоже – мы это уже встречали, но только по отношению к Дэ – Конфуций «прячет» свое Вэнь в «обертку» Дао.

А сейчас перейдем к рассмотрению Варианта II, о котором мы коротко упомянули при анализе предыдущего суждения.

4.8. Почтенный (цзы) сказал (юэ): «[Если] на *утренней аудиенции у князя (чао) услышишь (вэнь) [о] Дао [древнего Чжоу], вечером (си) можешь (кэ) *быть казнен (сы, т.ж. «быть умерщвленным», «*отдать жизнь за это»)».

Итак, если Вариант I носит отчасти «абстрактный» характер, то Вариант II – более конкретен, т. к. привязан к какому-то историческому событию, которое могло произойти с самим Конфуцием. Логика наших рассуждений при обосновании второго варианта такова: если это суждение действительно описывает «абстракцию» по Варианту I, в таком случае эта «абстракция» должна быть выдержана на протяжении всего текста суждения. Однако, именно этого мы здесь не наблюдаем.

В качестве иероглифа «вечер» использована древняя пиктограмма си, которая представляет собой простой рисунок месяца. Появление на небе серпа луны знаменует собой наступление вечера. По аналогии, в качестве иероглифа «утро» здесь должен быть использован знак дань – тоже древнейшая пиктограмма, которая изображает диск солнца, появившегося над линией горизонта (обозначен простой чертой). Но вместо знака дань мы видим знак чжао, у которого значение «утро» носит гораздо более поздний характер. И связано такое его значение, скорее всего, с попыткой трактовать данное суждение комментаторами. Главные значения иероглифа чжао следующие (в этом случае он произносится как чао, а не чжао, что и отмечено в нашем переводе): «династия», «царствование», «дела управления», быть приглашенным на аудиенцию (к императору)», «явиться на прием к князю», «совершить весенний (утренний) визит к правителю», «давать аудиенцию», «явиться на прием (аудиенцию)» (БКРС № 5864; «Словарь древнекитайских иероглифов» под ред. Т. Н. Никитиной, № 0691). То есть именно такое понимание иероглифа чжао носит гораздо более древний и обоснованный характер, чем неизвестно откуда взявшееся «утро».

При этом нам хорошо известно, что Конфуций имел возможность неоднократно являться на прием к князю того или иного княжества и вести с ним беседу. Для справедливости следует все-таки отметить, что иероглиф чжао включает в себя графический знак «месяц» (но уже в иной, более поздней форме), что может свидетельствовать действительно о раннем утреннем времени.

Итак, Конфуций фактически, пусть и в намеренно прикрытой форме, заявляет, что однажды он явился утром к князю и каким-то образом «услышал» там о Дао (все наши прежние рассуждения о смысловом равенстве омонимов «услышал» и Вэнь остаются в силе). А вечером того же дня его чуть было ни казнили, причем, самым конкретным образом. При каких условиях или обстоятельствах такой случай мог быть вполне реальным и мог ли быть вообще? Да, действительно мог. Причем, все это могло быть вызвано тем неуемным стремлением самого Конфуция к разгадке древней тайны Вэнь-вана и «ритуала Чжоу». У самого Конфуция это было связано, в первую очередь, с вопросом о Дэ.

А теперь обратимся к аристократической среде Китая времени Конфуция. Европеец удивляется той поразительной жестокости, с которой совершались казни в древнем Китае. Например, человека варили заживо в специально сделанном для этого огромном бронзовом сосуде дин, который использовался в ритуальных целях для приготовления жертвенной пищи для «духов предков». Но одновременно с этим – и даже гораздо позднее, уже в период Воюющих царств – среди правителей княжеств действовали какие-то «рыцарские нормы», которые не позволяли им переходить известные только им одним границы жестокости, и не уничтожать себе подобных «под корень», что логически было бы самым правильным, если исходить из стремления господства во всей Поднебесной.

Первым, кто эти древние нормы безоговорочно нарушил, был Цинь Шихуан (Ин Чжэн, правил 246–210 до н. э.),