Конфуций и Вэнь - Георгий Георгиевич Батура
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так что же следует делать в таком случае самому «служивому»? Внешне – ничего, но обязательно изменить свое представление о мире духов и не приравнивать этот мир к нашему, земному, где все измеряется тем или иным «веществом». Главное – не следует быть скупым или безразличным по отношению к духам. И если человек предлагает им свою скудную пищу в качестве жертвы, прилагая к ней – искренне прилагая! – свое милосердное сердце, в таком случае его жертва будет для духов бесконечно дороже, чем самые роскошные яства богача, возложенные на жертвенный алтарь. Но и хитрить здесь не следует: «Духи, поглядите на меня, бедненького, – вот я какой несчастный!».
В детстве все мы читали сказку об ученике Вольке и Старике Хоттабыче. Вырванный волосок из бороды этого «джина» и таинственное «Трах-тибедох!» – это из этой доброй сказки. По ходу событий Хоттабыч, который в действительности был «духом», заболел и очень занемог, – чуть ли не собрался уже «умирать». Его «друг» – школьник Волька очень переживал, глядя на него, заболевшего, и когда увидел, что тот стал совсем плох, – расплакался от жалости. И старик неожиданно повеселел и мгновенно излечился.
«Духи» оживают не от лекарств, еды или пилюль, как мы, земные, а от искреннего к себе сочувствия и от нашей любви к ним. То же самое – относительно «Духа» Христа. Серафим Саровский объяснял, что́ требует от нас Бог-Христос: «”Сыне, даждь ми сердце твое” – говорит Он нам». В ответ «духи» даруют нам гораздо большее – Дэ или харис. И это вовсе не какая-то «корысть» – с нашей ли стороны или со стороны «богов». Это извечный закон «действия – противодействия», или по-русски: «как аукнется – так и откликнется». Искренность, бескорыстность и жертвенность обязательны в том случае, если обе стороны действительно любят и жалеют друг друга, – на земле ли или на небе. Без этого – ничего не получится, особенно «на небе», потому что если можно обмануть земного человека, то духов обмануть нельзя.
Но поскольку и мы тоже – уже здесь на земле – отчасти «духи», постольку через подобные состояния «искренности» мы можем к ним, духам, приблизиться. И более того, на этой внутренней основе мы не только можем, но часто и излечиваем своих близких без лекарств. Но и убиваем тоже. Вот только для нас самих такое убийство остается незамеченным, потому что мы в это не верим. И чем больше открытости и искренности у человека по отношению к нам, тем с большей вероятностью мы можем его убить своим «духом». Надо быть очень осторожным. Каждый из нас – это маленькая «атомная бомба», – взрывающаяся, но не видящая губительных последствий своего взрыва. Мы сами убивает тех, кто для нас дороже всего и ближе всего.
Читателю следует обратить внимание на еще один важный момент, который вытекает из этого суждения. Проповедь Конфуция обращена не ко всему народу, а только к образованному сословию ши. Это низший ранг аристократической прослойки общества; ниже – только шу жэнь, «простолюдины». И в этом Конфуций придерживается основного древнего правила Чжоу, касающегося ритуала: «Ли не распространяется на шу жэнь». То есть та «пролетарская отзывчивость», которая сквозит во всех традиционных переводах Лунь юя, Конфуцию органически чужда. Если в обществе Раннего Чжоу вопросы «постижения Дэ» (чжэ Дэ) были уделом исключительно высших аристократических слоев, то Конфуций – наблюдая состояние морали высших чиновников – попытался адаптировать это «постижение Дэ» к низшему сословию ши. Анализируя его высказывания, можно констатировать факт, что представители ши жили не только в городе, но и в деревнях – в общинах. А из этого вытекает также и то, что граница между городом и деревней во время Конфуция в Китае была очень условной.
Суждение 4.10
4.10. Почтенный (цзы) сказал (юэ): «Цзюнь цзы *относится (чжи, т.ж. «*касаться», «*иметь отношение») к земному миру (тянь ся, «Поднебесная») [так, как будто он] не (у) подходит (ши, т.ж. «годиться», «соответствовать», «быть годным», «подходящий», «правильный», «достигать») [для этого мира]; [он] не (у) думает (му табуированное, т.ж. «тянуться/льнуть к…», «стремиться походить на…», «обожать», «восхищаться», «жаждать чего-то») [об этом мире]. Принесение жертвы (и, «*жертвоприношение», по определению В. М. Крюкова), [которое он совершает], *имеет отношение (чжи) к (юй) соприкосновению с (би, т.ж. «*следовать кому-л.», «идти за…», «*смешиваться», «*выбирать») [миром духов]».
В тексте очень четко прослеживается принципиальное разделение Конфуцием двух миров: мира земного («Поднебесная») – и мира духов. Иначе, здесь четко обозначено различие: соприкасаться с миром духов и – не соприкасаться с Поднебесной. Мир земной обозначен прямо – «Поднебесная», в то время как о мире духов сказано опосредованно – через иероглиф и, «*жертвоприношение», о котором мы уже вели речь в прошлом суждении, приводя цитату В. М. Крюкова. Причем, последний иероглиф рассматриваемого суждения – би четко указывает именно в этом направлении, – направлении «мира духов», т. к. ничего другого, что одновременно соответствовало бы этим двум иероглифам – и и би – в китайской действительности того времени не существовало.
Удивительно, но Конфуций опосредованно повторяет евангельские слова Христа (или, скорее, наоборот, – их уже открыто повторяет Иисус): «Ибо кто возвышает себя, тот унижен будет, а кто унижает себя, тот возвысится» (Мф. 23:12). И это – не какие-то «моральные сентенции», которые провозглашают оба Учителя. Это – «лакмусовая бумажка» для проверки самого себя.
И действительно, Цзюнь цзы – это высший идеал реализации всего Учения Конфуция (фактически, это идеал всего Раннего Чжоу), но при этом такой человек совершенно искренне не видит в себе никаких достоинств и не связывает себя с этим миром. Хорошо уже одно то, что он не совершает подлости, не обманывает никого, включая свою жену (а иначе,