Другое утро - Людмила Макарова

– Владимир Иванович, здесь располагаемся, – осмотрев местность, уверенно крикнула Ирина водителю «Газели», которую арендовал «Парашют» вместе с хозяином – водителем и грузчиком в одном лице. Владимир Иванович – не водитель, а золото, на сотрудников ей везет – быстренько сориентировался, припарковался у круглой, обсаженной кустарником площадки, смахивающей на парадное место для «линейки» в пионерлагере, и принялся вытаскивать стенды.

Ирина достала первую стопку книг и, по назначению используя бескорыстную деловитость мамаши, распорядилась:

– Эти нужно расставить вот на том, левом стенде, и разверните его чуть-чуть влево, а то солнце в глаза светит.

Мамаша тут же забыла о своем негодовании и занялась делом, блестяще подтвердив Ирину догадку о причастности к избранной касте людей, для которых стимулы из внешней среды не требуются. Трое детишек мамаши, судя по всему, рожденных со строгим интервалом в два года, опять же без всякой необходимости, просто для полноты жизни, моментально выхватили из ее рук верхнюю книжку и с оглушительным визгом стали тянуть в разные стороны. Нормальная реакция нормальных детей, которых интересует лишь то, чем уже завладел сотоварищ, а не то, чем еще можно завладеть без всякой драки и рева.

Для успокоения детишек пришлось и их пристроить к расстановке книжек.

– Успели! – торжественно взглянула на часы и поздравила помощников Ирина, хотя никакого повода для торжества не наблюдалось. Время, назначенное для презентации, подошло, а желающих в такую жару рассматривать книжки не было и в помине. Центральная улица поселка выглядела совершенно безлюдной, что, впрочем, совсем неудивительно в такое пекло. Ира и сама с удовольствием бросила бы эту пустую затею и пошла купаться. Похоже на то, что ради купания они с Владимиром Ивановичем и притащились сюда в душной «Газели». Ну и ладно, это тоже дело. Найти место для купания, да еще так недалеко от Москвы, совсем не просто. По крайней мере ей они неизвестны. А в таком поселке наверняка есть пляж, но посторонних туда не пускают. Охрана.

– Тетя! – Младшая девочка узнала Иру по фотографии на последней странице обложки, выставила вперед крошечный указательный пальчик и засмеялась. Звонко и серебристо, как колокольчик – из тех, что продают в художественных салонах якобы для отпугивания от дома нечистой силы.

От этого чудесного детского смеха длинная и резкая боль проколола Ире живот и грудь. Проколола так неожиданно, что она не успела вовремя справиться с лицом, губы невольно сложились в гримасу, и Ира испугалась, что мамаша это заметит. Нет, хватит. Так можно сойти с ума. Завтра же пойдет к гинекологу и вытащит эту идиотскую спираль. На няню ей хватит, работать к тому времени можно будет в основном дома. А с Максимом что будет, то будет – не важно, лишь бы переложить на него издательские дела. Так ему только это и надо. Все складывается очень удачно, тянуть дальше некуда, ей не двадцать лет. Приедет, избавится от спирали, подсчитает сроки и на недельку-другую вместе с Максимом куда-нибудь на море… Он все об Испании мечтает. Ну и ладно. Испания так Испания. Лишь бы малыш получился здоровенький…

Мамаша, слава Богу, Ирину гримасу боли не заметила. Она воспитывала дочь. Укоризненным взглядом напомнила ребенку, что показывать пальцем на живых людей некрасиво. Потом деловито сверила Иру и фотографию и, убедившись в идентичности, скрылась из виду.

Буквально через пять минут к Ириным стендам потянулся народ. Оторванные от вечернего чаепития няни с высокомерными лицами, веселые и сплошь молоденькие мамы, похожие на сестер своих прелестных отпрысков, и даже подростки на велосипедах в майках с мокрыми пятнами на спинах. Ира оторопела от неожиданного наплыва посетителей, но поняла, что нужно сделать в первую очередь – бросилась к «Газели» и нашла в записной книжке имя своего доброго ангела. До ее возвращения успела приготовить огромный зоологический букварь, русские сказки в синей глянцевой обложке и подписать своего «Тольку».

– Спасибо большое, Анечка! Просто не знала бы, что без вас делать.

Анечка просияла и моментально наладила тишину. Ну и дисциплинка тут у них, поразилась Ира, жутко волнуясь и изо всех сил пытаясь собраться с мыслями перед лицом привередливой публики. Одно она уже знала точно – в таких ситуациях неуверенность в себе должна остаться внутри. А снаружи – улыбка во весь рот, громкая четкая речь и готовность держать встречный удар в виде скуки на лицах и подковыристых реплик от нечего делать.

Но удара не последовало. Няни внимательно слушали, смягчаясь лицами, молодые мамы задавали заинтересованные вопросы. Малышня носилась вокруг скамеек или разглядывала картинки. Подростки сгруппировались возле двух неподъемных томов энциклопедий по истории и русскому и продемонстрировали немалую эрудицию.

Ира ощутила давным-давно забытую атмосферу своей улицы, своего двора, своего дома. Улицы, где все знают друг друга с пеленок, забегают к соседям просто так, на огонек, родителей друзей и подруг зовут дядями и тетями и орут с улицы во все горло: «Тань, выходи!»

Всякие оргкомитеты – только привычная форма. Просто люди живут в этом элитарном поселке, где почти не продаются дома, уже третье, а то и четвертое поколение; и живут не как на дачах, а как в настоящих домах. Вечер пролетел как один миг, и, раздавая призы за викторину, Ира жалела только об одном – что сейчас придется сесть в пропахшую бензином машину, уехать в Москву и взлететь в коробке лифта на семнадцатый этаж равнодушного типового здания, которое и жильем-то трудно назвать. А эта блаженная атмосфера дома останется здесь.

– А мне дадите книжку? Я ни на один вопрос не ответил, мне просвещаться нужно, – услышала Ира знакомый голос, но прежде, чем вспомнила, кому он принадлежит, на последней лавочке, за спиной тощего очкастого мальчугана, увидела Аксенова.

Он был в белой майке, белых шортах и держал в руке белую теннисную ракетку. Понятно, что в такой одежде он выглядел гораздо моложе и свежее, чем той командировочной сибирской ночью, да еще после сердечного приступа. Но дело было не в этом, он очень изменился, и Ира не могла понять, в чем именно. Пока гадала, что же в нем по-другому, заметила, что и он занят тем же самым – внимательно разглядывает ее и прикидывает, почему она другая. Глупое занятие! Они и виделись-то всего несколько часов, да еще в темноте. А скорее всего он ее и вовсе не помнит, просто смотрит, и кажется ему, что где-то уже с ней встречался.

Вот это вернее.

– Ай-я-яй! – покачала головой Ира. – Такой большой мальчик и не смог ответить ни на один вопрос!

Все, кто еще оставался на площадке, оглянулись на Аксенова, заулыбались и зашушукались. Видимо, он тоже был тут чужим. У нее осталась одна-единственная книжка, своя собственная. Она стеснялась соседства на книжном лотке с теми, кого сама читала и боготворила с детства, и свои книги раздавала в последнюю очередь – не бог весть какая ценность. Аксенов осторожно взял у нее книгу и уважительно произнес:

– Теперь наверняка поумнею.

– Я, как автор, очень на это надеюсь, – серьезно ответила Ира. Все-таки похоже, что он ее помнит. Хотя это странно. У него столько людей перед глазами мелькают. Она, как стала издательством заниматься, уже третью визитницу набила и с большим трудом вспоминает, кто есть кто. Маловероятно, что он помнит журналистку, с которой где-то в Сибири проболтал всю ночь о разных глупостях. Наверняка не помнит. Ладно, к чему эти гадания на кофейной гуще? Домой, в душ. Скорее в душ. С речкой ничего не получится, уже поздно, у Владимира Ивановича и так давно кончился рабочий день.