Смерть кукловода - Екатерина Шелеметьева

Но вот что странно, стоило им расстаться на два-три дня, Стриженов начинал скучать без Маргаритиного громкого смеха, дурацких вопросов и огромных магически-зеленых глаз. Дом без Марго становился пустым, словно из него вынесли всю мебель и любимую стереосистему. Дом без Марго был просто съемной квартирой, пустой, чужой и холодной. И потому, чтобы всегда возвращаться в уютное жилище и слышать знакомый голос, он предложил Маргарите жить вместе. И в те редкие минуты, когда Стриженов не жалел об этом решении, он изо всех сил ему радовался.

Даже сейчас, несмотря на причитания Марго, он был рад ее слышать.

— Маргарита, — строго сказал Стриженов, — мои записи — это просто рабочие заметки, мысли и ассоциации. И кстати, слова «мафия» там не было.

— Разве? — искренне изумилась подруга. — Все равно расскажи мне все новости. Над чем ты работаешь?

Стриженов вздохнул. И стал пересказывать, как редактор всучил ему крымское дело. Как он общался со следователем, писателями, читал отрывки романов, как приехал в Москву и встретился с Викой и Ниной.

Марго слушала внимательно, одобрительно мычала и угукала в трубку. А когда он закончил рассказ, вынесла вердикт.

— Дима, это очень странная история. Сам ты в этом не разберешься, тебе нужна помощь.

— Чья помощь? — не понял Стриженов.

— Моя, конечно, — убежденно заявила Марго. — Но не забывай, пожалуйста, что у меня море дел. Ты же помнишь, я только вернулась. Нужно написать о путешествии, выложить фотографии, ответить на сообщения. И все же ради тебя я готова все бросить и приехать. — Марго сделала короткую паузу, чтобы Стриженов успел оценить ее жертву, и продолжила: — Встречай меня завтра вечером на вокзале. Время и вагон напишу попозже. Целую!

И она отсоединилась. А Дмитрий остался стоять посреди улицы обалдевший, растерянный и злой. Это ее звонку он обрадовался минуту назад?! Что она о себе думает, эта сумасшедшая? С каких пор кто-то сомневается в его способностях? Что он будет делать, когда безумная блогерша прилетит в Москву? Как она намерена ему помогать?

— Черт! — выдохнул Стриженов и посмотрел на экран мобильника.

Он хотел перезвонить и отговорить подругу ехать, но быстро понял, что не переспорит Марго. Пришлось смириться. Благо у него оставались еще сутки, чтобы спокойно поработать и собрать кое-какую информацию.

Что делать, если нужно собрать сведения о человеке, умершем пару недель назад? К кому и под каким предлогом идти за информацией? К родственникам? Обычно они не горят желанием общаться с журналистами, особенно через неделю-две после похорон. К друзьям, знакомым и коллегам? Теплее, но и от них не всегда можно получить нужные сведения. Стриженов решил начать с соседей убитого. Благо адрес проживания покойного Солоновского ему подсказал следователь Ладошкин. Стриженов мысленно пообещал, что пошлет Славке не одну бутылку виски, а целый ящик.

С утра пораньше журналист заскочил в ближайшее почтовое отделение, купил там крупную фирменную коробку для посылок: синюю с белыми буквами по диагонали, положил в коробку килограмм картошки для веса и отправился домой к реставратору.

Так как редактор, следователь и писатели обратили внимание на новую и дорогую одежду реставратора, Стриженов предполагал, что Солоновский был вполне состоятельным человеком. И немало удивился, выяснив, что покойный Игорь Степанович жил в старой пятиэтажке в одном из спальных районов Москвы. Не слишком далеко от центра, но и недостаточно близко, чтобы считать район престижным. Мысленно Стриженов сделал соответствующую пометку в анкете Солоновского и вошел в здание.

Все от того же Славы Ладошкина Стриженов знал: в своей двухкомнатной квартире погибший жил один, его ближайшие родственники обитали в деревне Лисички Псковской области, а значит, квартира в данный момент стояла пустая. Позвонив для порядка в звонок и убедившись, что никто не откроет, Стриженов внимательно осмотрел лестничную клетку. Рядом с дверью Солоновского было еще две двери. Одна черная, глухая, без глазка, железная, на вид очень толстая. Люди за этой дверью явно желали отгородиться от соседей и остального мира и вряд ли стали бы помогать журналисту. Вторая дверь была старая, обшитая дерматином, местами вытершимся и потрескавшимся. Располагалась она ровно напротив квартиры реставратора, и в двери имелся маленький круглый глазок.

Стриженов довольно кивнул и позвонил в звонок справа от этой двери. Прошло не больше секунды, дверь приоткрылась, и перед журналистом возникла маленькая, Стриженову по грудь, худенькая старушка в желтом платье, с копной белых кудряшек. «Вот уж точно божий одуванчик», — подумал Стриженов, с улыбкой разглядывая старушку.

Пожилая женщина внимательно осмотрела гостя с ног до головы, остановилась глазами на посылке и радостно улыбнулась: видимо, решила, что коробка предназначена ей. Дмитрий мысленно извинился перед ней за вынужденный обман и озвучил заранее придуманную легенду:

— Здравствуйте. У меня вот посылочка для вашего соседа, Игоря Степановича Солоновского, а его дома нет. Не знаете, когда вернется?

Большие прозрачно-голубые глаза старушки мгновенно округлились, рот приоткрылся, она прижала сухие кулаки к подбородку и сокрушенно покачала головой.

Стриженов терпеливо ждал, когда старушка успокоится и сообщит, что Солоновский умер.

— Не вернется, никогда он не вернется, — сокрушенно прошептала старушка, отойдя от первого шока. — Умер наш Егорушка. Такое горе. Молодой такой. Такой молодой, жить еще да жить.

— Погодите, как это умер? — включился в диалог Дмитрий. — Вот только месяц, как доставку заказал из Китая. И уже умер?! Что с ним случилось-то? Под машину, что ли, попал?

Старушка сокрушенно махнула на гостя рукой.

— В горах погиб. Упал с вершины и разбился оземь.

— В горах? — весьма натурально изумился Стриженов. — Геолог, что ли, был или альпинист?

— Художник, — всхлипнула старушка, — такой чудесный художник, настоящий, с Божьим даром. Понимаете?

Стриженов закивал.

— И что его в эти горы потянуло?! Сидел бы себе здесь в Москве, рисовал, ничего бы не случилось. А он все повторял, — старушка-божий одуванчик нахмурилась и, изображая мужской голос, произнесла: — «Надо мне, Мария Андреевна, на гору посмотреть, увидеть ее своими глазами, почувствовать». Мария Андреевна — это, стало быть, я. Спрашивала его: «На какую гору, Егорушка? Зачем?» А он улыбался только да головой качал.

— Так вы дружили? — искренне обрадовался Стриженов.

— Скажешь тоже, — улыбнулась Мария Андреевна, — что молодому парню со старухой дружить? Так, болтали по-соседски иногда.

— Общительный, значит, — вслух констатировал Дмитрий.

— Куда там! — Мария Андреевна снова улыбнулась. — Я общительная, любого разговорю. С тобой вот стою болтаю, отвлекаю от работы хорошего человека. А Егорушка он молчун был, тихоня. Поздоровается и мимо бежит. Что художник он, я случайно узнала. Забежала к нему как-то по-соседски с бумажками этими, где показания счетчиков надо записывать. Я, знаешь, в этих бумажках всегда путаюсь. То ли там первые пять цифр писать, то ли последние. Забуду, а спросить не у кого. Вот только Егорушка и выручал. — Она вздохнула и подняла на гостя водянисто-голубые глаза: — Отвлеклась маленько. Что я тебе говорила?