Великий переход. Американо-советские отношения и конец Холодной войны - Raymond L. Garthoff

Строугала, наиболее реформаторски настроенного из чехословацких лидеров. Тем не менее, процесс реформ и перемен был запущен, и поскольку большинство стран Восточной Европы не успевали за переменами в Советском Союзе, их руководство становилось еще более изолированным и слабым, вместо того чтобы противостоять неизбежным переменам. Самым драматичным признаком народной поддержки перестройки и давления снизу стали скандирования молодых восточных немцев, вступивших в столкновения с полицией в Восточном Берлине в середине 1987 года со словами "Стена должна уйти! Горбачев!''

По мере того, как горбачевская перестройка в Советском Союзе все больше и больше отходила от ортодоксальных марксистско-ленинских постулатов и практики, консервативные восточноевропейские лидеры все больше беспокоились о побочных эффектах и давлении перемен в своих странах. Разрыв между ними стал еще более заметным после того, как Горбачев стал все больше утверждать общечеловеческие ценности над классовыми, начиная с его выступления на семидесятую годовщину Октябрьской революции в начале ноября 1987 год. По иронии судьбы, Горбачев по-прежнему был уверен, что народы Восточной Европы и Советского Союза приняли "социалистический выбор" и нуждаются лишь в просвещенном руководстве и возможности свободного выражения своих взглядов.

 

Закаленные восточноевропейские коммунистические лидеры старой линии более реалистично осознавали угрозу, присущую им и их коммунистическим партиям.

В отличие от тесного и активного участия СССР в решении вопроса об отношениях с Восточной Европой в середине 1980-х годов, роль США была в целом неактивной. За формальным определением политики новой администрацией в 1982 году в 1983 и 1984 годах последовали эпизодические риторические повторения американской приверженности свободе Восточной Европы, включая венскую речь вице-президента Буша и визит Буша в Венгрию и Румынию, а также Югославию в 1983 году. Но эти политические декларации казались больше направленными на американские уши, чем на то, чтобы повлиять на ситуацию в Восточной Европе. Только советские лидеры были склонны преувеличивать масштабы американских тайных усилий в угоду довольно провокационным публичным призывам к свободе. Когда дело дошло до конкретных политических шагов, возобладали другие соображения. Например, хотя Буш и Шульц восхваляли Венгрию, и хотя Венгрия была вовлечена в борьбу внутри советского блока за скромную роль в отношениях между Востоком и Западом, Соединенные Штаты в КОКОМ отказались разрешить венграм заключить соглашение с ITT о модернизации телефонной системы страны (на том основании, что технология может быть применена и к военной связи). Вся концепция, не говоря уже о наглядной реальности, расхождений во взглядах между коммунистическими лидерами и коммунистическими странами обычно не проникала выше уровня аналитиков посольств и разведки, чтобы повлиять на решения американских политиков.

После встречи на высшем уровне Рейган-Горбачев в Женеве администрация все же решила возобновить свой видимый интерес к Восточной Европе еще одним визитом на высоком уровне, на этот раз госсекретаря Шульца - первым визитом госсекретаря после визита госсекретаря С. Вэнса в 1978 году. На пресс-конференции в Вашингтоне перед своим отъездом в декабре 1985 года Шульц заявил, что "разделение Европы является искусственным, неестественным и незаконным", а в Западном Берлине он назвал этот город символом "неестественного и бесчеловечного" разделения Европы, и сказал, что Соединенные Штаты "не принимают включение Восточной Европы ... в советскую сферу влияния". Это были его самые провокационные высказывания, и в целом Шульц был гораздо менее воинственным, чем Буш. В Будапеште он отметил возможность более широких и продуктивных связей с Восточной Европой, если серия встреч Рейган-Горбачев окажется плодотворной - впервые связав перспективы улучшения американских связей с Восточной Европой с отношениями США с Москвой. Возможно, это произошло в результате того, что Кадар подчеркнул ценность улучшения американско-советских отношений для предоставления восточноевропейцам большего пространства для маневра, чего Шульц, возможно, ранее не осознавал.

В Западной Европе была выражена некоторая признательность за то, что заявления Шульфца в целом были менее провокационными, и надежда на то, что Соединенные Штаты начнут проявлять более активный интерес к отношениям со странами Восточной Европы. Однако идентичности взглядов не было. Западные европейцы продолжали рассматривать страны Восточной Европы как самостоятельные, если не полностью независимые государства, и не рассматривать их только с точки зрения их отношений с Москвой. Европейцы также были менее враждебны к правительству Польши и более критичны к правительству жестко авторитарной Румынии, чем Соединенные Штаты.

После поездки Шульца Соединенные Штаты снова были поглощены другими делами, и американские отношения с Восточной Европой снова ушли со сцены. Однако Шульц видел необходимость в более гибком взаимодействии США с восточноевропейцами, стремящимися к переменам. Поэтому летом 1986 года он поручил общий надзор за отношениями с Восточной Европой заместителю министра Джону Уайтхеду.

В ноябре Уайтхед посетил Венгрию и Югославию, в первой из шести поездок в страны Восточной Европы в 1986-88 годах, посетив каждую из стран Варшавского договора как минимум дважды. В январе 1987 года, после польской амнистии многих заключенных членов "Солидарности", Уайтхед посетил Польшу (и несколько других стран Восточной Европы), а в феврале Рейган отменил оставшиеся санкции, введенные против Польши в 1981 году (некоторые были сняты в январе 1984 года). По возвращении Уайтхед сказал Шульцу, что в Восточной Европе "все меняется". 104 В ноябре 1987 года Уайтхед стал самым высокопоставленным американским официальным лицом, когда-либо посещавшим Восточную Германию.

В сентябре 1987 года вице-президент Джордж Буш посетил Польшу. Сначала, помня о нежелательных дипломатических последствиях высказываний Буша в 1983 году после его последнего визита в Восточную Европу, Госдепартамент попытался дипломатически сорвать интерес вице-президента к поездке туда. Збигнев Бжезинский был использован в качестве посредника, чтобы выяснить, будет ли реальным визит к "польскому народу", и он пришел к выводу, что да. Это заключение устранило номинальную причину Госдепартамента сомневаться в предложенном визите, и он состоялся. К счастью, Буш был умерен и осторожен в своих высказываниях.

В 1988 году заместитель министра иностранных дел США Уайтхед продолжил уделять повышенное внимание Восточной Европе. Помимо личных визитов в страны региона в феврале и октябре, он изложил американскую политику в своей речи в январе. Он повторил политику дифференциации, связав развитие американских связей с соответствующими отношениями с каждой страной, уделяя наибольшее внимание торговле. Отражая точку зрения Вашингтона, он описал советскую политику в осторожных выражениях, отметив, что "истинные мотивы Советов" в Восточной Европе остаются предметом "обсуждения", но, забыв о происходящих серьезных изменениях, он предупредил: "Давайте будем ясны, долгосрочный советский интерес в сохранении гегемонистских отношений с Восточной Европой не изменился". В своей речи Уайтхед утверждал, что появилась новая "возможность помочь осуществить реальные изменения в направлении, благоприятном для наших интересов", и что Соединенные Штаты не должны упустить ее, но правительство не стало действовать