Великий переход. Американо-советские отношения и конец Холодной войны - Raymond L. Garthoff

прямо призвал США возродить соглашение, достигнутое Никсоном и Брежневым в 1972 г.120 Это заявление, сделанное в августе 1984 г., стало параллелью сопротивления Восточной Германии советскому давлению с целью свернуть торговые и другие отношения с Западом. В официальном заявлении Геншера, сделанном в августе 1984 года, прозвучал почти тот же язык, что и у венгров (поддержанных восточными немцами и, более сдержанно, болгарами) на Востоке: "Средние и малые государства, которые составляют подавляющее большинство сообщества наций, могут общими усилиями помочь обеспечить, чтобы соперничество между сверхдержавами не разрывает систему международных отношения с петель".

Встреча на высшем уровне Рейган-Горбачев в Женеве в ноябре 1985 года приветствовалась европейскими государствами Востока и Запада за надежду на восстановление лучших отношений между Соединенными Штатами и Советским Союзом, особенно за возможность, которую она дала им для расширения и улучшения связей между Востоком и Западом.

Отношения между двумя немецкими государствами оставались одновременно и "звонкой монетой", и самыми важными отношениями между Востоком и Западом.

Восточной Европы. Германия также была главным западным торговым партнером Советского Союза. А из-за центральной роли Германии в согласии на размещение американских ракет INF, эта страна была главной мишенью советского гнева и давления до 1985 года. Поворотным пунктом к улучшению отношений стала встреча Геншера и Горбачева в Москве в июле 1986 года. Хотя были признаны важные разногласия, включая разногласия по ракетам INF, было достигнуто согласие и по ряду других вопросов, включая поддержку договоров SALT II и ПРО.      Последовал явный сдвиг в советской политике, и отношения между Востоком и Западом в целом были в значительной степени освобождены от советского давления 1983-85 годов, вызванного реакцией на развертывание INF.

В июле 1986 года президент Франции Франсуа Миттеран также посетил Мос кову. Горбачев, возложив вину за создание недавней напряженности на Соединенные Штаты, заметил: "Европейцы устали от нервной конфронтации и напряженности. Им нужен воздух разрядки". А Миттеран, вместо того чтобы защищать Соединенные Штаты, согласился: "Европа должна снова стать хозяином своей судьбы". Горбачев отметил, что визит состоялся почти ровно через двадцать лет после "исторического визита" президента Шарля де Голля; а Миттеран в свою очередь отметил, что франко-российские отношения насчитывают десять веков, а их будущее должны "дополнять друг друга".

Особенно важным с точки зрения все еще непредвиденных событий, которые вскоре должны были произойти, был визит канцлера Гельмута Коля в Москву в октябре 1988 года, который снял последний холодок с прохладных советско-германских отношений.

Улучшение советских отношений с Западной Европой преследовалось, прежде всего, по собственным соображениям. Советские лидеры, конечно, также стремились косвенно повлиять на Соединенные Штаты через этот процесс. Распространенное на Западе мнение о том, что Советский Союз стремится разделить Западную Европу и Соединенные Штаты, было, однако, ошибочным. Оно было наиболее убедительным для тех американцев (и западноевропейцев), которые не хотели видеть улучшения связей между Востоком и Западной Европой, потому что они подрывали политику изоляции, ослабления и противостояния империи зла на Востоке. Но советские лидеры видели свою цель совершенно иначе: они предпочли бы видеть Западную Европу и Соединенные Штаты вместе, а не разделенными, проводя политику разрядки между Востоком и Западом.

Советский политический обозреватель Александр Бовин в интервью одному из восточноевропейских журналов. "Мы прекрасно понимаем, - сказал он, - что, несмотря на все противоречия, мы не в состоянии разорвать те многочисленные тесные узы, которые связывают Западную Европу и США. Мы никогда не ставили перед собой нереальных целей. И мы стремимся именно к решению реальных вопросов. Поскольку Западная Европа и США являются союзниками, а элементы здравого смысла в европейской политике, на наш взгляд, сильнее, мы пытаемся заставить Западную Европу влиять на Соединенные Штаты, чтобы американская политика стала более трезвой, в большей степени отражающей современную реальность. Разрядка отвечает интересам не только СССР, но и Западной Европы и, конечно, всего мира".

Важно отметить, что многосторонние переговоры между Востоком и Западом, особенно в рамках СБСЕ, позволили восточноевропейским странам принять активное участие в переговорах между Востоком и Западом и немного "расправить крылья". Восточноевропейские официальные лица часто отмечали это преимущество. Действительно, процесс СБСЕ придал легитимность восточноевропейскому стремлению к "европейским" целям и расширил контакты между Востоком и Западом, дал восточноевропейцам большую дипломатическую роль и усилил акцент восточноевропейской и даже советской политики 1980-х годов на европейскую безопасность.

Политика Горбачева в отношении Восточной и Западной Европы все больше сближалась. С самого начала его общее мировоззрение и рамки нового мышления были основаны на переоценке процессов во взаимозависимом мире. Это ясно проявилось в первых заявлениях и наиболее полно в его докладе на Двадцать седьмом съезде партии в начале 1986 года. Хотя Горбачев оставался убежденным социалистом (коммунистом, по его собственному мнению), он отверг ленинско-сталинское разделение мира на два противоборствующих лагеря, обреченных на неумолимый конфликт, пока один из них, прогрессивный социалистический мир, не победит другой, усталый капиталистический мир, который останется на свалке истории. И этот идеологический ревизионизм (который он считал обновлением) имел важные политические последствия. Прежде всего, "мирное сосуществование" между государствами двух систем, которое уже давно превратилось из временной тактики относительно слабого советского государства при Ленине и Сталине в императив ядерного века на неопределенное будущее при Хрущеве и Брежневе, было недостаточным. Горбачев видел необходимость интеграции Советского Союза и социалистического мира с удивительно жизнестойким и успешным новым капиталистическим миром. Во-вторых, для Европы это означало прекращение противостояния двух политических и военных союзов и создание единой Европы, общего места обитания европейцев на Западе и Востоке (простирающегося не только от Атлантики до Урала, но и от Владивостока через всю Европу до Сан-Франциско). В-третьих, для Восточной Европы это также означало переход к свободному развитию каждым государством своих собственных институтов и политики, в сочетании со слиянием Востока и Запада, и прекращение советской гегемонии и дисциплины (в крайнем случае, военного вмешательства).

В высказываниях Горбачева с 1985 по 1989 год не только все более четко прослеживалось изложение этих взглядов и политических позиций, но и намечались контуры дальнейшего развития его мышления. Он все чаще рассматривал как неизбежно связанные, даже как грани одной сущности, такие атрибуты, как "цивилизованный", "европейский" (даже иногда "западный"), "эффективный" и "социалистический" социализм, взятый как система, направленная на повышение благосостояния народа, без особого внимания к традиционному догматическому определению этого термина.

Внутри Советского Союза он стремился "реструктурировать" (на самом деле, перестроить) радикально обновленную коммунистическую партию, возглавляемую теми, кто видел новые реалии и императивы так же, как и он (такие люди, как Шеварднадзе, Яковлев, Ельцин, пока он не стал слишком нетерпеливым и амбициозным, Лигачев,