Мировая история - Одд Уэстад

В 645 году н. э. из-за тупиковой политики господствовавшего в Японии клана в истории страны наступил поворотный момент, и к власти пришел новый клан Фудзивара. Ему предстояло возглавить великую эпоху японской цивилизации, и из его среды выдвигались все императоры того периода истории. В этой смене династий просматривается нечто большее, чем просто политическое значение. Она к тому же ознаменовала сознательное усилие по перенаправлению японской действительности на пути обновления и реформ. Такое направление можно было принять только лишь по подсказке, то есть по нагляднейшему примеру цивилизации и державы, известной японцам, к тому же, скорее всего, наиболее рафинированному образцу для всего мира того времени – имперскому Китаю. К тому же Китай представлял собой пример растущей грозной для соседей державы.

В качестве еще одной темы японской истории следует упомянуть поддержание и частое изменение характера отношений Японии с Китаем. Китайцы, японцы и корейцы считаются тесно связанными генетическим кодом народами, хотя народу айну, который обосновался на севере Японии, приписывается восточносибирское происхождение и некое отношение к группам племен, переселившимся в Америку. В доисторические времена Япония вроде бы следовала в кильваторе цивилизации материковой Азии с частым согласованием курса через Корею; бронзовые памятники материальной культуры, например, появляются на Японских островах только в I веке до н. э. или около того. Но в первых упоминаниях Японии китайскими летописцами (в III веке н. э.) ее все еще изображают страной, не затронутой по большому счету событиями на материке, и непосредственное китайское влияние особой роли не играет до наступления веков, наступивших после краха империи Хань. Затем с расширением контактов японцев с корейскими королевствами Японские острова полностью втянулись в китайскую культурную орбиту. Эти связи впоследствии укрепились через обмен учениками буддистских наставников. Конфуцианство, буддизм и технология применения железа пришли в Японию из Китая. Предпринимались попытки провести изменения административной системы по китайским лекалам. Прежде всего, в Японии позаимствовали китайскую письменность и ее иероглифы использовали для создания письменной формы местного языка. Все же культурная притягательность и зависимость от нее не означали политического подчинения японцев китайцам.

Японская система государственного управления из единого центра уже состоялась во всем объеме и масштабе к началу периода централизации империи, и значительные усилия по ее реформированию предпринимались в VII и VIII веках. Все же, в конечном счете, Япония развилась не в направлении централизованной монархии, а на путях того, что можно на западный манер назвать феодальной анархией. На протяжении практически 900 лет все еще трудно ухватить политическую нить, привязанную к японской истории. Намного очевиднее выглядит ее социальная преемственность. С самого начала исторической эпохи вплоть до настоящего момента ключи к преемственности и прочности японского общества принадлежали семье и традиционной религии. Клан представлял собой увеличенную семью, а нация – самую большую семью страны. Японский император в патриархальной системе, образно говоря, восседал во главе семейного стола перед своей нацией точно так же, как предводитель клана перед своими родственниками или даже мелкий фермер перед своими домочадцами. Жизнь семьи и клана сосредоточивалась на участии в поклонении традиционному культу, известному под названием синтоизм. Его ритуальный смысл заключался в поклонении известным местным или семейным божествам у алтарей и в составе семьи в надлежащие для этого времена. Данная религиозная традиция сохраняла определенные ценности и взгляды на происхождение всего сущего, однако у нее отсутствовала неизменная догма, каноническое священное писание или даже конкретный основатель. Когда в VI веке в Японию завезли буддизм, он самым естественным образом прижился внутри этих традиционных японских воззрений.

Нормативно-правовое единство древней Японии выглядело не таким контрастным, как сплоченность ее общества. Все японское общество сосредоточивалось на личности императора. Хотя с начала VIII века власть императора все больше тускнела и такой потускневшей, несмотря на усилия отдельных решительных личностей, оставалась до XIX века. Оттеснение императора на второй план во многом произошло из-за деятельности будущих реформаторов VII века, так как один из них считался основателем великого клана Фудзивара. За последовавшую сотню лет или около того его родственники установили тесные связи с имперским домом через заключение брачных союзов. Поскольку детей часто воспитывали в домах семьи их матерей, члены клана пользовались возможностью оказания решающего влияния на формирование взглядов будущих императоров с самого нежного возраста. В IX веке предводителя клана Фудзивара назначили регентом при императоре (уже совершеннолетнем человеке), и его представители правили большую часть эпохи, названной Хэйан (794—1185 гг.; имя эпохи происходит от названия города-столицы, ныне он носит имя Киото), тот клан надежно контролировал центральное правительство посредством брачных союзов и императорского двора, его предводители выступали от имени императора. Клан Фудзивара много сделал для того, чтобы как-то скрыть ослабление авторитета императора, но на самом деле этот императорский клан по большому счету превращался в один из нескольких кланов, существовавших в тени Фудзивара, каждый из которых управлял собственной вотчиной более или менее самостоятельно.

Само смещение императора стало практически свершившимся фактом после перехода всей власти к клану Фудзивара. Период Камакура (1185–1333 гг.) получил свое название потому, что власть перешла к клану, поместья которого находились на территории одноименной области, и то, что все свершилось в обход императорского двора, оставшегося в Хэйане, ясно стало практически всем. Как раз в начале периода Камакура появляется первый представитель из череды военных диктаторов, носивших титул сёгун. Они правили от имени императора, но фактически пользовались значительной степенью самостоятельности. Император жил на доходы от его собственных поместий, и, пока он устраивал сёгунов с их собственными намерениями, у него под рукой всегда находилась военная мощь; когда же он шел им наперекор, то лишался этой мощи.

Такая невнятность императорской власти радикально отличалась от того, что наблюдалось в Китае, который брали за образец японские реформаторы VII века. Они ставили перед собой сложнейшую задачу. На протяжении веков существовала определенная последовательность от осуществления незаконного захвата центральной власти от имени императора до фактического исчезновения любой центральной власти. Несомненно существовало фундаментальное отклонение в традиционных клановых привязанностях японского общества в сторону отрицания любой центральной власти; в удаленных от столицы долинах прятались цитадели великих феодалов. Однако правители заморских стран вполне успешно справлялись с подобными проблемами: ганноверские правительства Британии XVIII века укротили обитателей шотландского нагорья с применением карательных экспедиций и через прокладку военных дорог.

Более определенное объяснение можно отыскать на путях того, как через земельные реформы VII века, послужившие ключом к политическим переменам, на практике удалось свести на нет влияние кланов при дворе. Некоторыми из них предусматривались привилегии и льготы, такие же как в некоторых нормативных актах относительно землевладения религиозных учреждений. Самым распространенным примером злоупотреблений, сопровождавших эти реформы, было предоставление освобожденных от податей поместий дворянам, служившим при императорском дворе, в качестве платы за выполнение ими своих обязанностей. Сами представители клана Фудзивара не желали отказываться от такой практики. На более низком уровне мелкие собственники искали покровительства для себя и своего участка земли со стороны влиятельного клана ради получения надежного места на государственной службе в обмен на освобождение от арендной платы и принудительных общественных работ. Такими мерами предусматривалось убить сразу двух зайцев: заложить прочную основу для власти местных феодалов и одновременно лишить центральную административную структуру налоговых поступлений. Налоговые поступления (в форме доли от урожая зерновых) шли не в казну имперской администрации, а человеку, которому предоставили государственную должность.