Мировая история - Одд Уэстад

Такого рода государственная служба, какая существовала в Японии, в отличие от китайской, предназначалась исключительно для аристократии. В отсутствие состязательности для претендентов на государственные должности, она не могла служить опорой для какой-либо группы чиновников, интересы которой противоречили интересам наследников благородных семей. В провинциях государственные посты на ступень ниже высшего уровня обычно предназначались для местных знаменитостей, и только на высшие должности назначались достойные государственные служащие.

Никто специально не планировал постепенного перехода к военному правлению, происхождение которого лежит в потребности делегирования некоторым семьям пограничных районов обязанностей по защите империи от все еще непокоренных народностей айну. Постепенно авторитет военных кланов вызывал к их предводителям привязанность людей, нуждающихся в защите от опасностей смутных времен. И потребность в такой защите на самом деле существовала. Провинциальное инакомыслие можно было воочию наблюдать с X века. В XI веке наглядно проявилось появление в крупных поместьях манориальных чиновников. Они осуществляли на деле управление и использование земель их формальных владельцев, а также проявляли привязанность к воинственным кланам в примитивной связи службы и лояльности. В сложившейся обстановке происходило возвышение клана Минамото до полноценного господства в стране, послужившего воссозданию центрального правительства на заре эпохи Камакура.

В одном отношении эти междоусобицы выглядят своего рода роскошью. Японцы могли позволить себе развлекаться ими, так как жили в островном государстве, которому заморский злоумышленник угрожал лишь от случая к случаю. Среди прочего это означало, что у японцев не было никакой потребности в национальной армии, способной обуздать неугомонные кланы. Хотя в 1945 году Япония чуть было не подверглась оккупации, никогда сапог чужеземного солдата не находил надежную опору на ее земле, и этот факт во многом послужил формированию японской национальной психологии. Консолидация национальной территории по большому счету состоялась в IX веке, когда удалось утихомирить народы севера, и после этого национальная целостность Японии редко подвергалась какой-либо серьезной внешней угрозе, хотя ее отношения с другими государствами претерпели множество изменений.

В VII веке японцев изгнали из Кореи, и это было в последний раз за многие века, когда они своим присутствием устанавливали там власть. Так начиналась эпоха культурного раболепия перед Китаем, равного собственной неспособности к сопротивлению ему на материке. Японские посольства направлялись в Китай в интересах налаживания торговли, совершенствования отношений и культурных контактов, последнее из них прибыло в Пекин в первой половине IX века. Еще одного посланника назначили в 894 году. Его отказ от службы посланником знаменует особенность той эпохи, так как он обосновал свое решение тем, что Китай находился в нестабильном состоянии, а его руководство полностью отвлеклось на решение внутренних проблем. Между тем японцам в любом случае было чему поучиться у китайцев. Официальные отношения между Японией и Китаем восстановились в период Камакура.

В XIII веке предпринимались пробные шаги в этом направлении. Не исключалось расширение неофициальной и частной торговли с материком в формах, больше напоминавших набеги пиратов и других морских разбойников. Можно предположить, что подобные действия послужили поводом двух предпринятых монголами попыток нападения на Японские острова в 1274 и 1281 годах. Обе попытки провалились, причем вторая из них после трагической гибели армии от ураганного порыва камикадзе, или «священного ветра», в котором японцы увидели тот же промысел Божий, что и англичане в штормах, разметавших корабли испанской Великой армады. И эти исторические факты сыграли решающую роль в укреплении веры японцев в собственную непобедимость и величие собственной нации. Официальным поводом для своих походов на Японские острова монголы назвали отказ японцев от признания их притязаний на наследие Китайской империи и намерение получить с них дань. Фактически из-за этого конфликта еще раз разрушились недавно восстановленные отношения с Китаем; их восстановление приходится на период правления династии Мин. К тому времени репутацию японцев как пиратов признали все их соседи. Они бороздили воды азиатских морей вдоль и поперек точно так же, как Дрейк и его подельники бороздили воды Карибского моря. Они пользовались поддержкой многих феодалов юга, а сёгуны практически не могли контролировать их действия, даже когда им этого хотелось или требовалось ради улучшения отношений с китайцами.

Свержение сёгуната Камакура в 1333 году послужило поводом для мимолетной и провальной попытки возвращения реальной власти императору, ограниченной, когда представители кланов продемонстрировали свою военную мощь. В последующий период ни сёгуны, ни император зачастую не обладали надежной властью. До конца XVI века Японию практически без перерывов терзали междоусобные столкновения. Однако все эти политические невзгоды не помешали консолидации японских культурных достижений, остававшихся на протяжении столетий блестящим, переходящим из века в век зрелищем, все еще определяющим японскую жизнь и отношения между людьми даже в индустриальную эпоху. Эти достижения – свидетельство способности творческих личностей к заимствованию и адаптации особенностей иноземных культур без ущерба собственной культуре.

Даже в начале исторической эпохи, когда главенствующая роль искусства династии Тан в Японии предельно очевидна, ее мастера творчески переработали сюжеты, заимствованные и, казалось бы, чужие для них. Уже в первом из великих периодов японской высокой культуры, то есть в VIII веке, эта тенденция просматривается в японской живописи и поэзии, написанной на японском языке, хотя японцы на протяжении еще многих веков писали труды по искусству или науке на китайском языке (тут дело касается чего-то вроде статуса, долгое время принадлежавшего латыни в Европе). В это время, и еще больше на максимальном подъеме господства Фудзивара, японское искусство, кроме религиозной архитектуры, представляло собой по сути придворное искусство, сформированное в условиях существования двора, а также трудами и развлечениями относительно узкого круга творцов. Оно было абсолютно непроницаемым для мира обычных людей Японии, так как использовало уникальные материалы, освещало закрытые темы и применяло редкие стандарты.

Великое большинство японцев никогда даже не видело произведения того, что можно теперь назвать первым большим взлетом японской культуры. Крестьяне ткали полотно из пеньки и хлопка; их женщины, скорее всего, никогда не касались шелков богатых расцветок, обычных для дам двора. Тем более японскому крестьянину не дано было осознать психологические сложности утонченного романа ее сиятельства Мурасаки «Повесть о Гэндзи», содержащего исследование, столь же востребованное, как романы Марселя Пруста, и практически такого же длинного. Такое искусство было адресовано элите, обособленной от общества стенами роскошного дворца. Оно выглядело красивым, совершенным, тонким и иногда хрупким, иллюзорным или фривольным. Но в нем уже нашлось место для эмфазы, которой предстояло войти в традицию Японии своей простотой, благочинием, безупречным вкусом и любовью к природе.