Мировая история - Одд Уэстад

Когда династии Сун все-таки пришел конец, его принесла сила, которой никто не мог ничего противопоставить, – монголы. После сокрушения царства чжурчженей на севере монголы потратили без малого 20 лет, непрерывно нанося удары южнее, и в 1279 году сопротивление династии Сун все-таки удалось сломить. Последний император этой династии, а им был восьмилетний мальчик, покончил с собой вместе с 800 наложившими на себя руки членами августейшего клана. Монголы провозгласили династию Юань под дланью хана Хубилая, приходящегося внуком Чингисхану. Хубилай правил всем Китаем и много чем еще; в начале его правления его власть простиралась от Тихого океана до Урала. Для Китая, как и для большей части всего мира, монголы открыли абсолютно новую эпоху, означавшую разрыв с прошлым и указывающую на касающееся всех будущее.

Но на примере эволюции монгольской династии Юань еще раз подтвердилась непреходящая власть китайцев над своими завоевателями. Китай изменил монголов гораздо больше, чем монголы изменили Китай, и результатом изменений стало великолепие, о котором сообщает пораженный им Марко Поло. Хубилай порвал со старинным консерватизмом степей, недоверием к цивилизации с ее достижениями, а его последователи медленно становились приверженцами китайской культуры, несмотря на их изначальную настороженность к умудренным чиновникам. В конце-то концов, они являли собой тонкую прослойку национального меньшинства правителей в океане китайских подданных; чтобы выжить, им нужны были коллаборационисты. Хубилай провел в Китае почти всю свою жизнь, но китайский язык он освоил слабовато.

Однако отношения между монголами и китайцами долгое время оставались далеко не братскими. Точно так же, как британцы в Индии XIX века, заключившие социальные соглашения по поводу предотвращения собственной ассимиляции их же подданными, монголы тоже искали однозначные запреты, чтобы держаться особняком. Китайцам запретили учить монгольский язык или жениться на монголках. Им не позволялось носить при себе оружие. Где только возможно, на административные посты назначали иностранцев, а не китайцев, точно так же, как это делалось в западных ханствах монгольской империи: Марко Поло в течение трех лет служил чиновником при великом хане; один несторианин возглавлял имперское управление астрономии; мусульмане из Мавераннахра управляли Юньнанью. На несколько лет к тому же приостановили функционирование традиционной системы испытаний претендентов на занятие государственных должностей. Постоянную китайскую враждебность к монголам, особенно на юге, можно в известной степени объяснить подобными фактами. Когда монгольское правление в Китае спустя 70 лет после смерти Хубилая рухнуло, у китайцев появилось еще более утрированное уважение к традиции и возрожденное недоверие к иностранцам внутри китайского правящего сословия.

Текущие достижения монголов, как бы там ни было, можно назвать весьма внушительными. Нагляднее всего они проявились в восстановлении единства Китая и воплощении его потенциала в виде великой военной и дипломатической державы. Покорение династии Сун на юге досталось с большим трудом, но эту цель удалось достигнуть, ресурсы Хубилая увеличились в два с лишним раза (они включали мощный военный флот), и он начал восстанавливать китайскую сферу влияния в Азии. Только в Японии ничего не получилось сделать. На юге монголы вторглись на территорию Вьетнама (Ханой они брали трижды), а после смерти Хубилая на какое-то время они заняли Бирму. Эти завоевания на самом деле были временными и служили выколачиванию из покоренных народов дани после ухода победителя. На Яве монголам тоже сопутствовал военный успех; они высадились на побережье острова и в 1292 году взяли штурмом его столицу. Однако удержать ее не смогли. К тому же наблюдалось дальнейшее развитие морской торговли с Индией, Аравией и Персидским заливом, открытой еще при династии Сун.

Раз уж монгольский режим пал, его нельзя считать совершенно успешным, но делать такой вывод не совсем справедливо. Практически все позитивное монголам удалось осуществить всего лишь за столетие с небольшим. Внешняя торговля процветала, как никогда прежде; Марко Поло сообщает, что беднота новой столицы – города Пекина питалась от щедрот великого хана, и это уже был большой город. Наш современник увидит также много привлекательного в обращении монголов с религией. Даже притом, что носители некоторых вероисповеданий, ислама и иудаизма особенно, попали в беду при династии Юань из-за их предполагаемой «обособленности», большинство религиозных обрядов положительно поощрялось. Например, буддистские монастыри освободили от податей (понятно, что при этом утяжелялось бремя на других подданных, как при любой государственной поддержке той или иной религии; за религиозное просвещение платили земледельцы).

В XIV веке выразительными признаками упадка династии послужили стихийные бедствия в сочетании с вымогательством монголов, грозящим новой волной мятежей в сельской местности. Их положение могло и дальше ухудшиться из-за уступок монголов в пользу китайского нетитулованного мелкопоместного дворянства. Предоставление землевладельцам новых прав в отношении арендаторов их угодий едва ли способствовало укреплению общественной поддержки режима. Началось появление тайных сообществ, и одно из них под названием «Красные повязки» получило поддержку со стороны нетитулованного мелкопоместного дворянства и чиновников. Отряд мятежников одного из вожаков – монаха по имени Чжу Юаньчжан – в 1356 году захватил Нанкин. Спустя 12 лет Чжу Юаньчжан изгнал монгольских правителей из Пекина, объявил себя императором Хунъу и основал династию Мин.

Мины отличались от трех своих великих предшественников в лице Юаней, Сунов и Танов, а также от преемников Цинов тем, что в культурном плане были ближе ко всему китайскому и (возможно, поэтому) с точки зрения идеологии больше внимания уделяли укреплению стабильности и равновесия. Именно во время правления Минов многие иноземцы приезжали в Китай, чтобы познакомиться с неподвижным, не подверженным никаким переменам и всегда корректным государством. Строгое следование процедуре, соблюдение иерархии и уважение статуса в эпоху Мин проявились наиболее рельефно за всю историю Китая. Наравне с остальными китайскими революционными предводителями император Хунъу превратился в последовательного блюстителя традиционного порядка. Представители основанной им династии способствовали небывалому культурному расцвету своей империи и сумели сохранить политическое единство Китая со времен монгольского владычества до XX века, зато практически всегда навязывали своему народу консервативное правление, хотя интенсивное социально-экономическое развитие в их стране шло уже с X века. Политика Минов во многих отношениях выглядела достойной реакцией на то, что рассматривалось в качестве отрицательных проявлений нестабильности.

Лишить китайца дерзновенности его ума до конца ни у кого никогда не получалось, понятное дело, и к тому шел этот процесс очень неторопливо. Сын Чжу Юаньчжана император Юнлэ, который пришел к власти после мимолетной гражданской войны в 1402 году, поручил своему флотскому начальнику мусульманского происхождения адмиралу Чжен Хэ построить гигантский новый флот для решения задач на заморских территориях. Получив буквальное задание собрать дань с четырех концов света, Чжен Хэ фактически предпринял экспедицию по исследованию вод иностранных государств, в ходе которой собрали массу полезных сведений для своего правительства. Располагая самыми крупными судами своего времени (а его флагманский корабль был 440 футов, или 134 метра, длиной), адмирал Чжен за семь плаваний достиг берегов Восточной Африки. Свой последний вояж он завершил в 1433 году или за год до того, как первый португальский морской капитан обошел мыс Буждур южнее Марокко. Нам остается только гадать, что произошло бы, если китайские морские исследовательские путешествия продолжились; флот Чжен Хэ состоял из 250 судов с больше чем 10 тысячами матросов и солдат на борту. Когда Васко да Гама прибыл в Малинди на территории нынешней Кении через 80 лет после посещения этого порта адмиралом Чженом, этот португальский флотоводец располагал четырьмя судами с командами в 170 человек.