Непримиримые разногласия - Сандра Браун

многом мне не сказала, когда позвонила вчера. Ради бога, Холли, этот маньяк мог убить тебя!

— Не хотела, чтобы ты волновалась. Честно говоря, мне очень повезло вчера. Не могу передать, как это было страшно. Моего судебного пристава застрелили прямо у меня на глазах…

— Мне так жаль. Хочешь поговорить об этом?

Она не хотела, но Мэрилин все-таки выведала у нее все подробности. Может, это и к лучшему. Холли надо было выговориться. Она, конечно, умолчала о визите Кроуфорда Ханта к ней домой, запретив себе даже думать об этом.

— Хорхе Родригес никогда не был участником судебного процесса, во всяком случае, когда я председательствовала. По крайней мере, в моих делах его имени нет.

Мэрилин, всегда меткая в выражениях, ответила:

— Это и хорошо, и плохо.

Холли прекрасно понимала, к чему она клонит.

— Никакой прямой связи между нами нет, поэтому на меня никто не указывает пальцем.

— Это то, что хорошо, — согласилась Мэрилин, — а плохо, что, пока его мотивы неизвестны, появится масса самых диких предположений. Придется пораскинуть мозгами, как решить эту проблему. Как ты держишься?

— Со мной все в порядке.

— Как твои руки, Холли?

— Еще немного дрожат. Мне сказали, что это может продлиться несколько дней. Я плохо спала.

Если точно: и глаз не сомкнула после ухода Кроуфорда. Он оставил ее распростертой на диване, покрытой лишь румянцем и страдающей от острого унижения.

— Кто-нибудь живет с тобой?

Вопрос Мэрилин вернул ее в настоящее, и она ответила сдержанным «нет».

— Не думала позвонить Деннису?

— Нет.

— Может быть...

— Нет, Мэрилин.

— Возможно, ты права. Это могут принять за слабость.

Холли кивнула: она считала так же.

— Дай мне подумать, как лучше всего с этим разобраться.

— Не нам с этим разбираться, Мэрилин. Этим занимается полиция.

— У них своя повестка дня, а у нас — своя. Пресса уже обращалась к тебе? Спрашивали насчет официального заявления?

— Да, но ведущий следователь отговорил меня от публичного обсуждения инцидента до того, как они не подтвердят личность преступника и не оповестят родственников. Пока, насколько мне известно, этого не произошло.

— Опять же, это хорошо и плохо. Тебе нужно быть всегда на виду, мужественно продолжать работу. Но я бы предпочла, чтобы тебя не фотографировали: тебя все еще трясет.

— Мне не так уж плохо, Мэрилин, но прийти в норму после такого стресса всего за день невозможно. По крайней мере, мне.

— Конечно. Я понимаю. Давай жить сегодняшним днем. Возьми себя в руки. Я буду на связи.

Не успела Холли отложить телефон, как Дебра внесла в кабинет большую вазу с букетом красных роз.

— Это только что принесли для тебя.

Холли открыла маленький конверт с запиской.

— Грег Сандерс выражает озабоченность и посылает наилучшие пожелания, — холодно сказала она.

Дебра презрительно фыркнула.

— Ты видела утреннюю газету?

— Ты имеешь в виду статью, где он выступает за усиление охраны здания суда и ссылается на все случаи, когда лично обращался к окружным комиссарам за финансированием?

— А ее вторую часть?

Холли встала и подошла к окну.

— Ту, где он задается вопросом, могла ли вчерашняя трагедия быть порождена какой-то темной тайной в моем прошлом?

— Он не сказал об этом прямо, но намекал.

— Он слишком умен, чтобы говорить прямо, не имея доказательств, но сомнения в головах он зародил.

— В твоей тоже?

Холли продолжала невидящим взглядом смотреть в окно.

— Пока не узнаю точно, я буду спрашивать себя, несу ли ответственность за это. И, если выяснится, что несу, это будет преследовать меня вечно.

— И все же, ты не в порядке. Пожалуйста, иди домой. Ложись. Натяни одеяло на голову и... — Дебру прервал телефонный звонок. Она сняла трубку с аппарата на столе Холли. — Кабинет судьи Спенсер. Да, она прямо здесь, — она протянула трубку Холли: — Сержант Лестер.

— Здравствуйте, сержант, — сказала Холли, когда Дебра вышла, закрыв за собой дверь.

— Я представился Лестером, чтобы ты точно ответила на звонок.

Услышав его голос, Холли зажмурилась, но перед глазами все равно возник образ, как Кроуфилд стоит у дивана и торопливо застегивает ширинку. Он даже рубашку не заправил и не застегнул ремень, прежде чем ушел. И при этом они оба не произнесли ни слова.

— Я вешаю трубку, — предупредила Холли.

— Подожди.

— Никогда больше не выкидывай такой трюк.

— Послушай меня…

— Мне нечего сказать. До свидания.

— Нам нужно поговорить.

— Нет. И не звони мне больше.

Она повесила трубку, прежде чем он успел сказать что-нибудь еще, прижалась лбом к столу и постаралась дышать ровно. Но это было так же трудно, как блокировать воспоминания о том, как они с Кроуфордом лихорадочно раздевались и неуклюже цеплялись друг за друга, устраиваясь на узком диване. Как она стонала от нетерпения, как он ругался, глубоко входя в нее...

Услышав громкий стук в дверь офиса, она вскочила на ноги.

Дебра удивленно взирала на нее с порога, но, видимо, у Холли было такое лицо, что она предпочла ни о чем не спрашивать.

— Ты просила предупредить за полчаса до того, как нужно было быть в морге, — неловко откашлявшись, сказала она.

 

Глава 8

Шагая по заросшей сорняками подъездной дорожке, Кроуфорд пнул пустую банку из-под краски.

Интересно, что ей красили? Явно не дом, который еще больше обветшал с прошлого раза, когда он здесь был.

Прогнившие доски крыльца заскрипели. Конрад увидел его через сетчатую дверь и махнул.

— Заходи. Сетку поплотнее закрой, чтобы мухи не залетали.

Кроуфорд вошел.

— Не хочешь, чтобы мухи засидели это уютное гнездышко?

Пожилой мужчина склонил голову набок.

— Это был сарказм?

— Ничего от тебя не скроешь. Почему входная дверь открыта. Кондиционер сломался?

Потолочный вентилятор гонял влажный воздух по загроможденной гостиной. Конрад сидел в кресле-качалке, одетый лишь в трусы и несвежую футболку.

— Он вчера как-то странно зашумел, и я его отключил.

— Вызвал ремонтника?

— Он может прийти только в четверг.

— Здесь душно.

— Ну, никто тебя не приглашал и не настаивает, чтобы ты остался, — Конрад прибавил громкость телевизора.

Кроуфорд взял у него пульт и нажал кнопку выключения.

— Эй, я смотрел.

— Сколько раз ты это видел? — Конрад любил фильмы о Второй мировой войне, особенно черно-белые, в