Глава Джулиана - Р. Дж. Паласио

— Что? — не поверила мама.

— Я писал те чудовищные записки, — выпалил я. — Я делал подлости. Это была моя вина! Я устраивал травлю, мам! И во всем только моя вина!

Мама и папа потеряли дар речи.

— Вместо того чтоб сидеть тут как два идиота, — бабушка всегда называла вещи своими именами, — лучше похвалите Джулиана. Только подумайте, какой он молодец! Он берет на себя ответственность! Признает свои ошибки. А на такие вещи требуется много смелости.

— Да, конечно, — сказал папа, потирая подбородок. — Но… Ты просто не понимаешь всех юридических тонкостей. Школа взяла наш взнос за шестой класс и отказывается вернуть, что…

— Бла-бла-бла! — отмахнулась от него бабушка.

— Я извинился перед Ави, — сказал я. — Я написал ему письмо с извинениями и отправил по почте! Я попросил у него прощения за то, как вел себя.

— Ты… что?! — Папа начинал свирепеть.

— И я рассказал всю правду мистеру Брауну, — добавил я. — Я написал мистеру Брауну большой мейл и рассказал всю историю.

— Джулиан… — Папа сердито хмурился. — Почему ты это сделал?! Я сказал тебе, чтобы ты не писал ничего, что признает…

— Жюль! — громко сказала бабушка и помахала рукой перед папиным лицом. — Тю а эн сэрво́ ком эн сандви́ч о фрома́ж!

Я не выдержал и расхохотался. Папа нахмурился еще больше.

— Что это значит? — Мама не знала французского.

— Бабушка просто сказала папе, что у него мозг как у бутерброда с сыром.

— Мама! — Казалось, папа начнет сейчас длинную лекцию.

Но тут моя мама положила свою руку на папину.

— Жюль, — тихо произнесла она. — Думаю, Сара права.

Иногда люди нас удивляют. Я и предположить не мог, что моя мама когда-либо по доброй воле сойдет с тропы войны. И поэтому остолбенел, как только услышал, что она сказала. И папа, очевидно, тоже. Он уставился на маму, будто ушам своим не верил. Бабушка была единственной, кто не выглядел потрясенным.

Наконец папа открыл рот.

— Ты что, серьезно?

Мама медленно кивнула.

— Жюль, мы должны с этим покончить. Должны двигаться вперед. Твоя мама права.

Папа поднял брови. Я видел, что он злится, но старается себя сдерживать.

— Но именно ты начала эту войну, Мелисса!

— Я знаю! — Она сняла очки. Ее глаза светились, сияли по-настоящему. — Знаю, знаю. И тогда я была уверена, что так и надо. Я и сейчас думаю, что Попкинс ошибся и организовал все неправильно, но… Пора оставить все это позади, Жюль. Мы должны просто… отпустить прошлое и двигаться вперед. — Она пожала плечами. Посмотрела на меня. — Джулиан совершил большой поступок, он написал этому мальчику. — Она снова глядела на папу. — Жюль, мы должны быть на его стороне.

— Да я, конечно, на его стороне, Мелисса, — ответил папа. — Но это такой крутой поворот. Ну, то есть… — Он покачал головой.

Мама вздохнула. Она явно не знала, что еще сказать.

— Послушай, — сказала бабушка. — Что бы Мелисса ни делала раньше, она делала это ради того, чтобы Джулиан был счастлив. Сэ ту. Вот и всё. А он сейчас счастлив. Просто посмотри ему в глаза. Впервые за долгое время ваш сын выглядит совершенно счастливым.

— Да, все так, — всхлипнула мама, вытирая слезу.

И тут мне стало так жалко маму. Видно было, что и ей стыдно за то, что она наделала.

— Пап, — попросил я, — пожалуйста, не подавай в суд на школу Бичера. Я этого не хочу. Хорошо, пап? Пожалуйста?

Папа откинулся на стуле и издал тихий свист, как будто медленно-медленно задул свечу. Потом пощелкал языком по нёбу. Сидел так с минуту, которая длилась очень долго. А мы молча смотрели на него.

Наконец он снова выпрямился и поглядел на нас. Пожал плечами.

— Ладно, сдаюсь. — Он поднял руки вверх. — Я заберу иск. И мы просто подарим им наши деньги. Ты уверена, что хочешь этого, Мелисса?

Мама кивнула.

— Уверена.

Бабушка вздохнула.

— Победа. Наконец-то, — пробормотала она в бокал с вином.

Мы вернулись домой через неделю, но перед этим бабушка отвезла нас в городок, в котором она выросла. Меня ошеломляло, что она никогда раньше не рассказывала папе всей истории Турто. Он знал только, что семья Бомье из Даннвилье очень помогла ей во время войны, — вот и все, никаких деталей.

Папа тоже недоумевал.

— Мама, почему же ты никогда ничего не говорила мне об этом? — спросил он, когда мы ехали в машине.

— О, ну ты же меня знаешь, Жюль. Не люблю жить прошлым. Жизнь впереди нас. Если оборачиваться назад слишком часто, не успеешь увидеть, куда идешь!

Городок очень изменился со времен бабушкиного детства. Слишком много бомбежек пришлось ему пережить. Большинство старых домов были разрушены войной, и на их месте построили новые. Не было и бабушкиной школы. Там и правда не особо было на что смотреть. Сплошные кофейни и обувные магазины.

Но потом мы отправились в Даннвилье, туда, где жил Жюлиан: и в этом городке все было как прежде. Бабушка отвела нас в сарай, в котором провела два года. Попросила фермера, жившего теперь в доме Бомье, позволить нам войти и посмотреть. Нашла свои инициалы, выцарапанные в уголке одного из лошадиных стойл, там, где она пряталась под кучей сена, когда нацисты были поблизости. Бабушка стояла посреди сарая, оглядывалась по сторонам, одну руку прижав к щеке. И казалась очень крошечной.

— Ты как, бабушка? — спросил я.

— Я? А! Хорошо, — улыбнулась она. Наклонила голову: — Тут я жила. Помню, как стояла тут и думала, что запах лошадиного навоза навсегда останется у меня в ноздрях. Но я жила. И выжила. И поэтому родился Жюль. И ты. По сравнению с этим запах лошадиного навоза — сущая ерунда. К тому же благодаря духам и времени всё проще вынести… А теперь есть еще одно место, куда я хочу вас отвезти…

Мы ехали минут десять и оказались на крошечном кладбище на окраине городка. Бабушка подвела нас к могиле.

На надгробии была маленькая белая керамическая табличка в форме сердца. Он гласила: