Госпиталь брошенных детей - Стейси Холлс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ее отец дал дуба, верно?
– С тех пор как я это выяснила, ничего не изменилось.
Нед погрузился в задумчивость и смотрел, как Эйб копается возле очага, но не предлагал помочь ему. Мой брат строил из себя аристократа на отдыхе, как будто труд и тяготы, которые нам приходилось терпеть, никак его не касались. Я предполагала, что он останется на день-другой, как иногда бывало, и будет храпеть рядом со мной на своей старой кровати, которая теперь предназначалась для Клары. Наверное, Кэтрин уже сокрушалась, что вышла за него замуж.
Нед провел пальцами по небритому подбородку.
– Вот ведь загадка, а? – произнес он.
Было видно, что ему все равно. Его мысли блуждали где-то еще. Я смотрела на его сапоги, впечатанные в пол, как и в нашу жизнь, и гадала о том, когда он начнет выпрашивать деньги. Преисполненная ненависти, я отвернулась и смахнула таракана с грязной тарелки. В комнате было очень холодно, и весь комфорт, который я ощущала в той приятной и теплой маленькой комнате, улетучился в дверях, как только я увидела брата.
– Так что ты собираешься делать? – спросил он через некоторое время.
Я продолжала работать, стоя к нему спиной.
– Разумеется, я постараюсь найти ее.
Он рассмеялся с нотками издевательского веселья, отчего мне захотелось разбить о его голову тарелку, которую я держала в руках. Я представляла, с каким приятным хрустом она опустится ему на череп. Но у нас не было лишних тарелок.
– И как ты собираешься сделать это в Лондоне?
– Не делай вид, будто тебе интересно. Не притворяйся, будто ты пришел проведать, как мы тут поживаем. Давай, говори, зачем пришел. Сколько тебе теперь нужно – шиллинг, три шиллинга?
– Десять шиллингов.
Эйб тихо присвистнул, вытер тряпкой испачканные сажей руки и с трудом выпрямился.
– Кажется, ты принимаешь нас за банковских клерков, мой мальчик.
– Он много за кого нас принимает, – сказала я. – В основном за дураков.
– Это нечестно.
– Кто бы говорил! Для чего тебе такие деньги?
– Ребенку нужно лекарство.
Я скрестила руки на груди и жестко посмотрела на него.
– Если ты скажешь мне правду и я поверю, то дам тебе одну крону.
Его глаза забегали по сторонам, пока он не устремил взгляд в точку рядом с моим плечом.
– Мне нужно выплатить долг. Я уже пропустил срок, и они больше не хотят ждать.
Под его глазами залегли темные тени, но это могли быть и синяки от кулаков. Я ушла в спальню и достала свою коробку из-под домино, лежавшую под матрасом.
– Только на выплату долга, больше ни на что. Нужно ли мне пойти с тобой?
Он вздрогнул и поежился.
– Нет. Я не хочу, чтобы ты даже близко подходила к этому месту. – Я уронила монету ему на ладонь, и он сжал руку в кулак. – Я внесу тебя в список моих кредиторов, но тебе придется одолжить мне перо и бумагу. Ах да: я не умею писать.
Наверное, ему казалось, что это смешно, но мы даже не улыбнулись. Тем не менее он не ушел, и вскоре я заметила, что он как-то странно поглядывает на меня. Эйб устроился на табуретке. Он счищал грязь со своих сапог в помойное ведро и был совершенно поглощен этой задачей.
– Почему ты до сих пор здесь, Бесс? – тихо спросил Нед.
Он жестом указал на убогую обстановку нашего жилища. Вода, которую Эйб поставил на огонь, уже согрелась; я попробовала ее пальцем, прежде чем снять прихваткой и поставить на полку рядом с собой. В темном окне я видела ирландскую семью Риорданов, жившую на другой стороне двора. Они ходили по комнате, расставляя тарелки для ужина, а их отец держал на коленях большого рыжего кота. Он улыбался, рассказывая какую-то историю, и мальчики вокруг стола тоже улыбались, хотя я видела, что тарелки были щербатыми и разнородными, а крошечная комната была завешана сохнущим бельем. Тогда я поняла, что на мне до сих пор сырая шаль, сняла ее и повесила перед огнем, где от нее пошел пар.
– Бесс, – снова сказал Нед, когда я проходила мимо него. Его пальцы задели мою руку, и меня вдруг захлестнуло сильное чувство печали и любви к брату, как будто он что-то передал мне. Был ли это тот самый мальчик, который сдвигал наши кровати и завывал на разные голоса за красной занавеской, разделявшей нас? Который устраивал кукольные представления, надевая на руки кусочки ткани и изображая разговоры между ними?
– Ты берешь мои деньги и спрашиваешь, почему я до сих пор здесь? Вот поэтому. – Я повернулась спиной и стала мыть чашки, выливая воду и снова наполняя их.
– Мне очень жаль насчет твоей дочери, – тихо сказал он. – Уверен, что ты найдешь ее. Дай мне знать, если я могу чем-то помочь.
Я закрыла глаза, снова открыла их, и образы Риорданов за окном вдруг расплылись и подернулись мутной пеленой. Я высморкалась, вытерла нос и глаза и расставила посуду на полки, а Нед уже говорил с Эйбом. Потом скрипнули половицы, и тихо закрылась дверь. Я смотрела на крыши и шпили и думала о вечном движении города в темноте внизу. Как легко было бы скользнуть в его глубины и унестись прочь.
По воскресеньям рынок не работал. Мы не очень-то любили ходить в церковь – в последний раз мы всей семьей пришли на похороны матери в Сент-Брайде, поэтому Эйб глядел на меня немного дольше обычного, когда я вышла в хлопчатобумажном платье с цветочным рисунком. Я ходила в церковь только на Рождество вместе с Кезией, Уильямом и детьми – мы устраивались на маленьких скамьях вместе с испанцами, ирландцами и чернокожими, пели, слушали, молились и старались успокоить детей, истосковавшихся по рождественскому пудингу с изюмом и жареному гусю. Но я не ходила к ним на рождественский ужин и всегда покупала курицу по пути домой, чтобы разделить ее с Эйбом.
– В церковь? – спросил Эйб, когда я объяснила ему, куда направляюсь. – Зачем?
– Я иду вместе с Кезией, – солгала я и сменила домашний чепец на уличный, чтобы не смотреть на него. – Почему бы тебе сегодня не навестить Кэтрин? Поиграешь с ребенком, он быстро растет.
Эйб сумрачно смотрел на меня. Мне казалось или он похудел? Трудно было сказать; я видела его лицо чаще, чем собственное. Он поерзал на стуле, еще не вполне одетый. Было так холодно, что мы постоянно поддерживали огонь в очаге.
– Я не собираюсь выходить в такую погоду, – ответил он. – Принеси мое одеяло, хорошо?
Я принесла одеяло и закутала его плечи. Дома он был не похож на бойкого торговца с Биллингсгейта; он занимал меньше места и казался каким-то беспомощным.
– Даже не знаю, замерзнет ли Флит-ривер, как в прошлом году, – сказала я, расправляя одеяло у него на коленях. Он съел половину своего тоста, и я доела остальное. – Помнишь мертвую собаку, вмерзшую в лед? И мальчишек, которые тыкали в нее палками?