Малыш Николя - Рене Госинни

– Да, так! – ответил папа.

Тогда мсье Бледур подошёл к папе и толкнул его, и папа вместе с велосипедом упал в бегонии.

– Мой велосипед! – закричал я.

Папа встал и толкнул мсье Бледура, который тоже упал со словами: «Ещё чего, только попробуй!»

Когда они перестали толкаться, мсье Бледур сказал:

– У меня есть предложение. Устроим гонку на время вокруг квартала, и тогда посмотрим, кто из нас самый сильный!

– Об этом не может быть и речи, – ответил папа. – Я тебе запрещаю садиться на велосипед Николя! Ты такой толстый, что велосипед тут же сломается!

– Сдрейфил? – насмешливо спросил мсье Бледур.

– Сдрейфил? Я? – закричал папа. – Я тебе сейчас покажу!

Папа взял велосипед и вышел на тротуар. Мы с мсье Бледуром вышли вслед за ним. Мне это уже начинало надоедать, и потом, я-то сам ещё даже ни разу не сел на свой велосипед!

– Ну вот, – сказал папа, – мы делаем каждый по одному кругу вокруг квартала, засекаем время, и тот, кто проедет быстрее, объявляется чемпионом. Хотя, конечно, это просто формальность, потому что мне заранее ясно, кто победит!

– Я рад, что ты заранее признаёшь своё поражение, – сказал мсье Бледур.

– А я что буду делать? – спросил я.

Папа повернулся и посмотрел на меня с большим удивлением, как будто он вообще забыл, что я ещё здесь.

– Ты? – сказал папа. – Ты? Ну ладно, ты будешь хронометристом. Мсье Бледур даст тебе свои часы.

Но мсье Бледур не хотел мне давать свои часы, потому что, сказал он, дети всё ломают, и тогда папа назвал его жмотом и отдал мне свои часы, очень классные, с большой стрелкой, которая ужасно быстро крутится, но вообще-то я бы предпочёл, чтобы он отдал мне велосипед.

Папа и мсье Бледур бросили жребий, и мсье Бледур поехал первым. Это правда, что он довольно толстый, поэтому велосипеда под ним почти не было видно, и все люди, которые шли мимо по улице, оборачивались на мсье Бледура и смеялись. Он ехал не слишком быстро, потом повернул за угол, и больше его не было видно. Когда он снова появился из-за другого угла, он был весь красный, высунул язык и ехал зигзагами.

– Сколько? – спросил он, доехав до меня.

– Девять минут и большая стрелка между пятёркой и шестёркой, – ответил я.

Папа рассмеялся.

– Да, старик, – сказал он, – с тобой велогонка «Тур де Франс» продолжалась бы полгода!

– Чем болтать всякий вздор, – ответил, задыхаясь, мсье Бледур, – попробуй-ка меня перегнать!

Папа сел на велосипед и уехал.

Мы с мсье Бледуром, который уже почти отдышался, стояли и ждали. Мне хотелось, чтобы папа выиграл, но стрелка часов крутилась, и прошло уже девять минут, а потом и десять.

– Я победил! Я чемпион! – крикнул мсье Бледур.

Через пятнадцать минут папы всё ещё не было.

– Странно, – сказал мсье Бледур, – надо бы пойти посмотреть, не случилось ли с ним чего.

Но тут мы увидели папу. Он шёл пешком. Брюки его были порваны, одной рукой он прижимал к носу носовой платок, а другой вёл велосипед. Руль у велосипеда был выгнут, колесо всё смято, а фонарик разбит.

– Я наехал на помойный бак, – объяснил папа.

Назавтра на перемене я рассказал обо всём Клотеру. Он ответил, что у него случилось примерно то же самое с его первым велосипедом.

– Что ты хочешь, – сказал мне Клотер, – все папы одинаковые. Они валяют дурака, ведут себя неосторожно, ломают велосипеды, да ещё и сами при этом расшибаются.

Вчера я прекрасно себя чувствовал, и вот вам доказательство: я съел целую кучу карамелек, шоколадных конфет, пирожных, жареной картошки и мороженого, а потом, ночью, не знаю почему, совершенно безо всякой причины, мне вдруг стало совсем плохо.

Утром пришёл доктор. Когда он вошёл ко мне в комнату, я заплакал, но это было скорее по привычке, чем почему-нибудь ещё, потому что мы с доктором давно знакомы и он ужасно хороший. И ещё, мне нравится, когда он прикладывает голову к моей груди, потому что он совершенно лысый и я всегда смотрю, как прямо перед моим носом блестит его макушка, и это очень смешно. Доктор пробыл недолго, похлопал меня по щеке и сказал маме:

– Подержите его на диете, а самое главное, пусть полежит, ему нужен покой. – И он ушёл.

Мама сказала:

– Ты сам слышал, что сказал доктор. Я надеюсь, что ты будешь слушаться и вести себя хорошо.

Я, конечно, сказал маме, что она может быть совершенно спокойна. Правда, я очень люблю свою маму и всегда её слушаюсь. Так вообще лучше, иначе могут случиться неприятности.

Я взял книжку и начал читать. Это была замечательная книжка с кучей картинок, и там говорилось про маленького медвежонка, который потерялся в лесу, где ходили охотники. Лично я предпочитаю истории про ковбоев, но тётя Пульхерия буквально на все дни рождения дарит мне книжки, в которых полно всяких медвежат, крольчат, котят и других маленьких зверей. Наверное, тёте Пульхерии они очень нравятся.

Я как раз читал то место, где злой волк собирается съесть медвежонка, когда вошла мама, а за ней Альцест.

– Посмотри, Николя, – улыбнулась мама, – тебя пришёл навестить твой друг Альцест. Правда, это мило с его стороны?

– Привет, Альцест, – сказал я. – Классно, что ты пришёл.

Мама стала объяснять, что нельзя всё время повторять слово «классно», и тут заметила, что Альцест держит под мышкой коробку.

– Что это ты принёс, Альцест? – спросила она.

– Шоколадные конфеты, – ответил Альцест.

Тогда мама объяснила Альцесту, что это тоже очень мило, но она просит его не давать мне шоколада, потому что я на диете. Альцест сказал маме, что он и не собирается давать шоколад мне, ещё чего, с какой стати, в самом деле, потому что он принёс его для себя, а я, если уж мне так хочется, могу сходить и купить себе сам, вот так. Мама посмотрела на Альцеста и, кажется, немного удивилась, потом вздохнула и вышла, предупредив нас, чтобы мы хорошо себя вели. Альцест сел рядом с моей кроватью и, молча глядя на меня, принялся за конфеты. Мне тоже ужасно захотелось.