Год обезьяны - Чингиз Абдуллаев

Она чуть покраснела.

— Они предохранялись, — понял Муслим. Столько лет работыследователем поневоле делают человека немного циничным. Она покраснела сильнее.

— Возможно, — быстро согласилась Фролова. — Но три месяцаназад что-то произошло. Может быть, они как-то проглядели, возможно, простоошиблись, но в результате Вика забеременела.

«Только этого не хватало во всей истории убийства», — согорчением подумал Муслим.

— Я не могла рассказать об этом следователю, — сказалаФролова, — и никому не могла объяснить, что я делала вечером на квартире уФамиля. Но они поругались с Викой, и она хотела сделать аборт. Представляете,какой ужас? И тогда я решила поехать к Фамилю и все ему рассказать. Ядоговорилась о встрече и поехала к нему. А он ничего сразу не понял, решил, чтоя захотела занять место Вики. Даже коньяком меня угощал, все время шутил.

— Коньяк был уже на столе? Или он его откуда-то принес?

— Бутылка стояла на столе. И рядом были рюмки. Я отказаласьпить, не люблю коньяк, он такой горький. Измайлов только рассмеялся, когда яотказалась пить. А вот когда я о Вике начала говорить, он сразу изменился влице, помрачнел и сказал, что не хочет больше о ней слышать. Вот тут меня словнопрорвало. Я ему все и сказала. И про ребенка, и про состояние Вики. Она руки насебя наложить готова, а он сидит таким каменным истуканом и говорит, что нехочет ничего о ребенке слышать. Я ему все высказала. Он даже немного испугался,или мне так показалось.

— Он не знал о ребенке?

— Знал, конечно. Но он советовал ей сделать аборт. Когдамужчина говорит такие слова, я готова задушить каждого из них. Значит, получаетудовольствие, спит с женщиной, а как только нужно отвечать за последствия,сразу в кусты. И говорит — сама делай аборт. Он не понимает, что у нее послеэтого вообще может детей не быть. Или нарочно гробит девушку, чтобы она к немубольше не приставала. А ребенок? Как можно делать аборт живому существу? Онведь все видит и понимает. Вы знаете, у нас в Питере показывали фильм проаборты. Нам всем, студенткам-медикам, тоже показывали. Так вот, ребенок плачет,когда его хотят вытащить и убить. Он начинает чувствовать и плакать. Я когдаэто увидела, чуть с ума не сошла и решила поехать к Фамилю и все емурассказать. Но он даже не захотел меня выслушать до конца. Тогда я сказала ему,как это называется, хлопнула дверью и вышла из квартиры. А потом долго ревела вмашине. Хорошо еще, что водитель моей мамы ничего не сказал следователю, иначетот бы точно решил, что это я зарезала Фамиля.

— Все?

— Мне больше нечего рассказать. Я просто хотела увидетьродственников Фамиля и объяснить им, что там случилось. Я его, конечно, неубивала. И ушла, оставив его одного.

— Может, после вас приехала сама Виктория и тоже решилаобъясниться со своим ветреным другом? А их разговор мог перерасти в ссору. Акогда молодая женщина в таком состоянии, она вполне способна на необдуманныедействия.

— Нет, это не Вика, — сразу заявила Наталья. — Она лежит вбольнице уже вторую неделю. На сохранении. Мы ее с таким трудом уговорили. Яеще и поэтому поехала туда, подсказать, чтобы он в больницу поехал еенавестить.

— И когда вы ушли оттуда, он был жив и здоров?

— Конечно, — кивнула она. — Я и следователю так сказала.Просто не хотела рассказывать про Вику, чтобы ее не трогали в больнице. И несообщали ей о смерти Фамиля. Ей и так сейчас нелегко.

— Следователю нужно говорить правду, — нескольконазидательно произнес он.

— Какое отношение имеет Виктория и ее ребенок к этомуследователю? — сразу спросила она. — Я ведь хотела ее защитить, а не угробить.

— Но теперь вы под подозрением. И если вы не скажетеследователю правды, то он будет считать, что именно вы вошли последней вквартиру Измайлова и нанесли ему роковой удар.

— Его убили в десять, — повторила Фролова, — а я за час доэтого уже была дома. Можно легко проверить, опросив водителя, что следователь исделал. Зачем ему знать про Викторию.

— И вы подумали, что будет лучше, если вы расскажете этуисторию родственникам погибшего?

— Конечно, подумала. Это ведь ребенок Фамиля. Представляете,как они будут радоваться, когда узнают, что от их сына кто-то остался.

— В данном случае, я думаю, они радоваться не будут, —грустно произнес Муслим.

— Вы тоже меня не понимаете, — огорчилась Наталья, — а ядумала, что вы обрадуетесь. Это так здорово, что у них остается ребенок.Радоваться нужно, а вы говорите мне какие-то глупости о следователе.

— Это не глупости, Наталья, — устало возразил он. — А вы ужевзрослый человек и должны понимать все возможные последствия. Он не былофициально женат и уже не сможет подтвердить факт своего отцовства. Конечно,можно провести экспертизу на ДНК, но это займет много времени, а родственникамважно его похоронить как можно быстрее. Затем другие обстоятельства. Он былдипломатом и не являлся гражданином Российской Федерации. А ваша родственницанаверняка гражданка России. Здесь тоже могут появиться различные мнения итолкования. Я уже не говорю о том, что вам и вашим родственикам могутпредъявить обвинения даже не в убийстве Измайлова, а в угрозах и шантаже…

— Я его не шантажировала, — возразила Фролова, — я емутолько сказала, что он будет негодяем, если откажется от своего ребенка и отВики, которая его любит. Но он в ответ только рассмеялся.

— Вот видите. Он сам всерьез не воспринимал свои отношения свашей троюродной сестрой. А вы хотите, чтобы этого ребенка приняли родственникипогибшего. Боюсь, что им это сделать будет даже труднее.

— Отсталые люди, — махнула рукой Наталья, — просто «детигор», как говорят в таких случаях. Почему вы не радуетесь ребенку, которыйостался после смерти Фамиля? Это такое чудо…

— Для отца чудом было бы воскрешение его сына. Но ононевозможно. Что касается ребенка, то думаю, что со временем, когда боль отпотери сына несколько стихнет, им можно будет деликатно рассказать об этомребенке.

— Вы ничего не поняли, — поднялась Наталья. — Я думала, чтовы обрадуетесь и будете еще меня благодарить. А какой вы родственник Фамиля? Состороны отца?

— Нет, со стороны матери, — соврал он.

— Давайте мою дубленку, — потребовала она. — Я больше нехочу с вами разговаривать.

Он достал из шкафа дубленку, протянул ее гостье. Она началабыстро одеваться.

— Вам помочь? — спросил Муслим.

— Обойдусь без посторонней помощи, — гневно произнесла она,надевая дубленку. — Вы такой же бесчувственный и черствый, как и ваш племянник.Или родственник, кем он там вам приходится. Ничего вы не поняли.