Конфуций и Вэнь - Георгий Георгиевич Батура

т.ж. «заведовать», «управлять») ритуалом (Ли)? Входит (жу) в Большой (да) Храм предков (мяо), сгорая от нетерпения (мэй) расспросить (вэнь) о жертвоприношении (ши)». [Когда] Почтенного (цзы) спросили (вэнь) об этом (чжи), [он] сказал (юэ): «Ши Ли».

Все переводчики и комментаторы понимают иероглиф ши (БКРС № 5548), который мы видим дважды повторенным в этом суждении (но не в последней фразе), как «дело» (причем, всякое) или «вещь» (и тоже – любая), или просто «всё» (что видел, что происходило). И в этом случае непонятно, какое именно «дело» интересовало Конфуция в Храме предков. Далее, иероглиф мэй, который предшествует этому «делу», обычно переводится как «каждый (из совокупности)», «всякий», «всякий раз», «каждый раз», «всегда», «обычно», «постоянно». И можно подумать, что Конфуций неоднократно приходил в Храм, и каждый раз досаждал служителям этого Храма своими расспросами. И судя по тексту, были такие, которых это раздражало.

Ошибка всех без исключения комментаторов Лунь юя заключается в том, что они значительно осовременивают значения многих входящих иероглифов, не обращая внимания на те их значения, которые они имели в древности. И если Конфуций – это один из последних подлинных людей чжоуской древности, то все его почитатели принадлежат уже к совершенно иной исторической эпохе, – той, которая окончательно утвердилась после периода Чжань го и правления Цинь Шихуана, т. е. это почти наш современный мир. В этой новой эпохе понимание всех древних иероглифов кардинально изменилось и стало новым. Китай полностью утратил духовный путь Чжоу (произошел, по известному выражению, «слом эпох»), а с ним исчез и первоначальный истинный смысл этих иероглифов. А с утратой смысла – утратилось знание подлинного «чжоуского ритуала». И в этом вопросе – в своей попытке «вернуться к древности» и заново обрести значение истинного ритуала – Китай стал почти вслепую ориентироваться на текст Лунь юй. Знаменитый словарь Шо вэнь – это тоже продукт «новой эпохи», когда у китайцев уже не было ни малейшего представления о «чжоуском ритуале» (это словосочетание ввел Конфуций в надежде вдохнуть новую жизнь в древний путь человека к истине).

Многие комментаторы совершенно справедливо отмечают, что данное суждение отражает конкретный факт биографии Учителя: Конфуций когда-то действительно посетил Большой Храм предков, причем, предполагается, что это был Храм Чжоу-гуна в царстве Лу. Из текста понятно, что Конфуций посетил Храм в то время, когда в нем не проводились никакие официальные мероприятия, включая принесение жертвоприношения. Маловероятно, чтобы Храм был «музеем» для всех посетителей, поэтому такое посещение носило, скорее всего, случайный и неожиданный для самого Конфуция характер. Это могло вытекать из его служебных обязанностей (он в это время мог состоять на службе у лусского правителя).

Обратимся к уже знакомому читателю иероглифу ши. Мы уже не единожды переводили его как «жертвоприношение», и такой перевод всегда хорошо укладывался в контекст. Древний рисунок этого иероглифа не совсем понятен исследователям, однако главный вывод о его значении сделать все же можно. Иероглиф изображает правую руку человека (и в этом сомнений нет ни у кого), которая что-то держит в виде «подношения». Можно немного пофантазировать и по аналогии с уже известными нам и дешифрованными древними рисунками сделать предположение, что это «что-то» представляет собой один из следующих возможных предметов: а) сосуд с отваром каких-то трав; б) дымящееся блюдо; в) голова жертвенного животного с высунутым языком; г) только что рожденный сын в купели (рисунок «купели» аналогичен тому, что мы видим в иероглифе хоу – «изображение родов»). Как видно из приведенного списка, все варианты прекрасно вписываются в представление о «жертвоприношении», даже включая последний, когда умершим предкам «показывается» только что родившийся мальчик, который в будущем будет совершать жертвоприношения, т. е. «кормить» духов предков.

Такое содержание рисунка подтверждается его древним значением: «жертвоприношение». Причем, здесь даже напрашивается некая параллель: по аналогии с «большим Храмом предков» (да мяо) существовало и «большое жертвоприношение» (да ши). Словосочетание да ши имеет два словарных значения: «траур по родителям» и «большое жертвоприношение».

Иероглиф мэй, который предшествует этому ши, имеет древнее значение «страстно желать», «жаждать». Почему у Конфуция возникло такое «страстное желание» узнать конкретно о жертвоприношении, а не, например, о технических особенностях строительной конструкции Храма, возведенного из деревянных балок и опорных столбов, или о сортах цветов, высаженных на клумбах, или о парадных одеждах служителей? Ответ вполне понятен и логичен. Как мы уже знаем, только через искреннее служение духам умерших можно обрести их благоволение, а вместе с ним – обильное дарование Дэ. Но именно древний ритуал жертвоприношения являлся кульминацией внутренней встречи человека с духами умерших. А в данном случае речь идет об одном из самых почитаемых Конфуцием духов верха – о духе Чжоу-гуна! Посещение самого жертвоприношения было для Конфуция, скорее всего, недоступно, как простолюдину, а тут выдалась возможность хоть что-то узнать об этом со слов служителей Храма.

Все в этом суждении для нас логично, просто и объяснимо. Гораздо непонятнее то, что мы видим в этом суждении ниже. Легкое пренебрежительное отношение к Конфуцию – как бы «сквозь зубы» – ощущается уже в вопросе человека, обозначенного в тексте словом «некто». Этот неизвестный называет Конфуция не по его имени, и не словом «Учитель» (цзы), а безотносительным «сын человека из Цзоу», т. е. как бы переадресовывая слушателей к более известному своими заслугами отцу Конфуция, Шуляну Хэ, который некогда получил Цзоу в наследственное владение. Ни его ученики, ни приходящие к Конфуцию знатные люди так его никогда не называли. И подобное обращение можно с полным основанием расценивать как намеренно пренебрежительное.

И далее – главная загадка суждения: что́ именно хотел сказать этот «некто»? И что́ сказал в ответ сам Конфуций? Самый поверхностный ответ на эти вопросы пунктирно обозначен всеми традиционными переводами: как это «знаток ритуала» и не знает в этом ритуале самого важного (т. е. жертвоприношения)? Но такой ответ вряд ли можно назвать удовлетворительным по двум причинам. Первая заключается в том, что заявляющий подобное («некто») не мог не знать того, что Конфуцию не дозволено посещать это жертвоприношение, а следовательно, все подобные расспросы Конфуция вполне закономерны. А если бы это было разрешено и если бы Конфуций сам принимал участие в жертвоприношении, – тогда бы он не стал задавать подобных вопросов, что вполне логично. Но главная причина неправильного традиционного понимания заключается в том, что предложенный вариант ответа не соответствует тексту самого суждения. Ведь «некто» говорит совсем иное: «Этот человек, который заведует вопросами ритуала (т. е. специализируется в вопросах ритуала), входит в великий Храм и расспрашивает совсем о другом – о жертвоприношении». О жертвоприношении, – а не о ритуале.