Завет воды - Абрахам Вергезе

С женской стороны доносятся смешки, звонкие восклицания. Наступает потрясенная тишина, а потом смеются дети. И вот уже в ответ на дерзость Мастера Прогресса катится волна смеха.

— Шутка не такая смешная, как думает Преподобный. Кроме того, разве старухи в Керале носят дамские сумочки? В лучшем случае несколько монет, завернутых в платочек, да? Но прошу, давайте не будем разочаровывать гостя, прибывшего из далекого далека. Блаженны те, кто смеется шуткам гостя. Разве не так сказано в Заповедях Блаженства? Аах. Итак, когда я досчитаю до трех, прошу, все смеются, — и я отдельно обращаюсь к вам, буйные дети, сидящие впереди, вы мастера прикидываться святыми ангелочками перед своими родителями, так вот вам богоданная возможность. Можете шуметь, с Божьего благословения. Раз, два… три!

Мак-Гилликатти чуть не упал. Старушка, епископ и сумочка срабатывали повсюду, от Мак-Аллена до Мерфрисборо[215], — и здесь, в Марамоне, тоже. И гораздо лучше на малаялам, чем по-английски!

Священник посерьезнел и вскидывает руку, прося тишины. Мастер Прогресса, его тень, повторяет движение.

Склонив голову и продолжая воздевать руку, Мак-Гилликатти продолжает:

— Братья и сестры, я стою перед вами как грешник…

Мастер Прогресса переводит:

— Шутки кончились, слава Богу. Он говорит, что стоит перед вами как грешник.

Одобрительный ропот катится по рядам.

— Я стою перед вами как прелюбодей… Развратник.

— Я стою перед вами… — Мастер Прогресса запинается. В животе у него ровно как тогда в Мадрасе, когда он подхватил дизентерию. Если он будет переводить слова Мак-Гилликатти от первого лица, все подумают, будто это он прелюбодей и развратник? Он выискивает взглядом в толпе Шошамму.

Его преподобие, гневно покосившись на переводчика, продолжает свои самообличения:

— Друзья, я не из тех, кто смягчает выражения. Я говорю прямо — развратник. Мужчина, который переспал с каждой распутной женщиной и с теми, которые не были таковыми, пока я их не растлил. Вот кем я был.

Епископы и священники в первом ряду превосходно понимают по-английски и нервно переглядываются.

Мастер Прогресса лицемерно улыбается сначала Мак-Гилликатти, потом собравшимся, судорожно собираясь с мыслями.

— Его Преподобие говорит: «Друзья, моя церковь за океаном велика. Огромна. Но я никогда не видел столько верующих людей, как сегодня. Я горд, что Мастер Прогресса переводит мои слова. Добрая слава о нем тянется от Марамона до моего родного города. Вот кого я просил помочь. Благодарю вас, Мастер Прогресса».

Мастер скромно склоняет голову. Потом с трепетом смотрит на Мак-Гилликатти, пытаясь угадать, что последует дальше. Для нового обличения священник разевает рот так широко, что может заглотить собственную голову.

— Число людей, перед которыми я должен покаяться, число людей, которых я сбил с праведного пути, — Мак-Гилликатти неистово взмахивает рукой, — простирается от того края поля до этого.

Мастер Прогресса следит за движением руки Преподобного и видит, как женщина в третьем ряду падает в обморок от духоты и жары; Большая Аммачи первой бросается на помощь, опускает бедняжку на землю, обмахивает ее программкой. И тут же за стенами шатра у ребенка случается припадок. Взрослые толпятся вокруг.

Мастер Прогресса взмахивает рукой, повторяя жест Рори:

— Когда я смотрю с этого берега реки на тот, я думаю обо всех людях этой благословенной земли, которые страдают от редких заболеваний, от рака, кому нужна операция на сердце, но им некуда идти… Да, меня это волнует, и я должен открыто об этом заявить.

— Я разбил сердце своей матери, когда познал плотские радости с собственной няней! — бьет себя в грудь преподобный. — Невинная деревенская женщина. Она баюкала меня у груди, а когда мне исполнилось тринадцать, я овладел ею.

Едва дождавшись, пока Рори закончит, Мастер Прогресса колотит себя по груди:

— Если ребенок рождается с дырой в сердце, как малыш нашего Папи, и ему нужна операция, куда ему идти? — Он выдумал и Папи, и младенца, но это во имя Божье. — Бедному мальчику исполнилось десять, и он был уже весь синий, а не смуглый, когда Папи сумел собрать денег, чтобы отвезти его в другой штат, в самый Веллуру[216], в Христианский медицинский колледж… Но было уже поздно!

Мак-Гилликатти застает своего переводчика врасплох, внезапно сходя с невысокой сцены туда, где сидят, скрестив ноги, ребятишки. Он выхватывает одного малыша. Неуклюжий паренек, которого он тянет к себе, весь состоит из ушей, коленок и локтей, и дырка между зубов у него такая, что можно вставить колышек от тента. Мастер Прогресса признает в нем несчастного по́ттена — от рождения глухонемого, — которого всегда усаживают на почетном месте впереди. Этот мальчик смеялся громче всех и замолкал последним. Год за годом Мастер Прогресса встречает малыша на конвенции, потому что его родители все еще надеются на чудо. Этот ребенок не произнес в жизни ни одного членораздельного слова. Ну надо же было преподобному из всех детей выбрать именно поттена!

— Когда я стал отцом, — говорит священник, взобравшись обратно на сцену вместе с улыбающимся поттеном, — я бросил собственного сына, такого же, как этот ангел. Малыш голодал. Мои родственники вынуждены были кормить его, потому что я все деньги тратил на женщин и азартные игры!

Женщину, которой стало дурно, выводят из шатра. Мастер Прогресса видит, что Большая Аммачи смотрит на него не отрываясь, с восхищением и надеждой.

— Почему этот ребенок, который серьезно болен, должен ехать в Мадрас и дальше, чтобы получить помощь? Что, если бы помощь была доступна здесь? Я говорю не о крошечной амбулатории с одним-единственным доктором и коровой у ворот. Я имею в виду настоящую больницу, многоэтажную, где есть специалисты и для головы, и для пятки, и для всех органов, находящихся между. Такую же хорошую больницу, какие имеются повсюду в мире. Если одна-единственная белая миссионерка, Ида Скаддер[217], благослови Господь ее душу, смогла построить институт мирового уровня в Веллуру, посреди нигде, неужели мы, христиане, в земле, текущей молоком и медом, не сумеем сделать то же самое?

— Только сам дьявол может отвергнуть такое дитя ради виски и разврата, — дрогнувшим голосом произносит