Завет воды - Абрахам Вергезе
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты любил моего отца, поэтому тебе трудно это принять, — продолжал Джоппан. — Ты считаешь себя добрым и щедрым по отношению к нему. «Добрым» рабовладельцам в Индии и вообще повсюду всегда было труднее всех увидеть несправедливость рабства. Их доброта и щедрость в сравнении с жестокими рабовладельцами застилали им взгляд на несправедливость самой системы рабовладения, которую они создали, поддерживали, от которой получали выгоду. Точно так же британцы похваляются, что оставили нам железные дороги, колледжи, больницы — благодаря своей «доброте»! Как будто это оправдывает лишение нас права на самоуправление на два столетия! Как будто мы должны благодарить их за то, что у нас украли! Стали бы Великобритания, Голландия, Испания, Португалия или Франция тем, чем они являются сегодня, без того, что они получили, поработив другие народы? Во время войны англичане любили рассказывать, как хорошо они обращаются с нами в сравнении с тем, как обошлись бы с нами японцы, если бы захватили страну. Но разве один народ должен править другим народом? Такое бывает, только когда одни люди считают других ниже — по рождению, цвету кожи, истории. Неполноценные — и потому заслуживают меньшего. Мой отец не был рабом. Его любили здесь. Но он никогда не был тебе равным и потому не получил награды как равный. — Джоппан покачал головой. — Некоторым из твоих родственников, многим, выделили щедрые наделы в два или три акра, гораздо больше, чем получает под свою хижину пулайан. Этой земли достаточно, чтобы разбогатеть. Но скажи честно, кто, кроме Мастера Прогресса и еще пары других, сумел разбогатеть? А представляешь, если бы мой отец получил хотя бы один акр. Просто представь, насколько он мог бы преуспеть!
Продуманность и сложность рассуждений Джоппана потрясли Филипоса. Но сама оценка этих рассуждений как «продуманных и сложных» была примером той слепоты, о которой говорил Джоппан. «Сложность» предполагала, что таким людям, как Джоппан или Самуэль, не положено прибегать к историческим фактам, использовать свой интеллект и рассудительность.
— Насколько я понимаю, твой ответ «нет», — печально констатировал Филипос.
— Я люблю Парамбиль, — вздохнул Джоппан. — Здесь не найти поля, где мы с тобой не играли бы в детстве или на котором я не помогал бы отцу убирать урожай. Но я не могу любить Парамбиль так, как любил он. Потому что он не мой. Есть и более важная причина. Можешь назвать меня управляющим, можешь платить большое жалованье, но для твоих родных я навсегда останусь сыном пулайана Самуэля, пулайаном Джоппаном. Тем, чья жена-пулайи плетет циновки и подметает муттам Парамбиля. Я ничего не могу сделать с тем, что меня считают пулайаном. Но я могу выбирать, хочу ли я жить как пулайан.
Вскоре после их первого разговора Филипос вернулся к Джоппану с другим предложением: они выделят двадцать акров недавно расчищенной земли, на которой прежде ничего не выращивали, — земли, которая станет его собственностью. Договор будет храниться в банке и вступит в силу через десять лет, в течение которых Джоппан будет управлять делами Парамбиля, получая двадцать процентов от дохода, но без ежемесячного жалованья. Через десять лет он сможет уволиться или заключить новый контракт с условием получения еще одного участка земли. Джоппан был потрясен. Большой Аппачен в свое время предъявил права на более чем пять сотен акров, больше половины которых каменистые склоны или болотистая низина. Он расчистил примерно семьдесят акров, прилегающих к реке, лишь половина которых обрабатывается. У Джоппана было бы больше земли, чем у любого из родственников Филипоса.
— Филипос, если бы мой отец это услышал, он сказал бы, что ты сошел с ума, — сверкнул своей знаменитой улыбкой Джоппан; он заявил, что ему надо смочить горло, и вытащил бутылку аррака. — Твое предложение означает, что ты умеешь слушать. Ты все понял, и, наверное, это было нелегко. Твое предложение очень щедро. Я, наверное, потом пожалею, но намерен отказаться. — Он глотнул из бутылки. — Я много лет работал с Икбалом, даже в самые суровые времена. Не счесть, сколько ночей я лежал на палубе баржи, глядя на звезды и мечтая о флоте, который может плыть вчетверо быстрее, чем нынешний. Да, с моторной баржей дело застопорилось. И не потому что винт запутался в водяных гиацинтах, а потому что вся идея увязла в бюрократической волоките. Но мы уже близки к цели. И даже если ничего не выйдет, я все равно должен попробовать. Если я откажусь от своей мечты, что-то во мне умрет.
Филипос поежился и втянул голову в плечи, вспоминая свои мечты перед отъездом в Мадрас, — мечты, когда он встретил Элси, когда они поженились; мечты, когда она ушла и вернулась. Он глотнул аррака, чтобы приглушить боль. А потом отрешенно слушал, как Джоппан толковал про «Партию» — разумеется, коммунистическую. Слово «коммунисты» было предано анафеме во множестве стран, став синонимом государственного преступления, но в Траванкоре, Кочине, Малабаре, в Бенгалии и во многих штатах Индии коммунисты были законной партией, настоящей оппозицией. На землях, где говорили на малаялам, сторонниками Партии были молодые бывшие члены партии Национальный конгресс, которые чувствовали себя преданными, когда Конгресс пришел к власти и уступил интересам крупных землевладельцев и промышленников. Среди членов Партии были не только бедные и бесправные, но и интеллигенция, идеалистически настроенные студенты колледжей (зачастую из высших каст), которые видели в Партии единственную силу, стремящуюся разрушить вековую кастовую систему. В тот год, когда умер Самуэль, 1952-й, Партия завоевала в Конгрессе двадцать пять мест из сорока четырех. Слияние Малабара с Траванкором и Кочином и образование нового штата Керала было неизбежным, а значит, предстояли новые выборы.
— Запомни мои слова, — сказал Джоппан, когда они прощались тем вечером. — Однажды Керала станет первым местом в мире, где коммунистическое правительство будет избрано демократическим путем, а не в результате кровавой революции.
Вспоминая этот разговор десятилетней давности, Филипос вынужден теперь признать, что Джоппан был прав: всего несколько лет спустя Партия получила большинство мест в Керале и сформировала первое в мире демократически избранное коммунистическое правительство.
глава 60
Открытие больницы
1964, Марамонская конвенцияМалаяли любых вероисповеданий подвергают сомнению все подряд, кроме своей веры. Потребность обновить ее, возродить, припасть к истокам ежегодно влечет христиан малаяли на грандиозное февральское мероприятие — религиозное