Античность: история и культура - Александр Иосифович Немировский

принимал не только Калигула, но и Август, зато использовал свою власть для того, чтобы ввести в латинский алфавит две этрусских буквы (после его гибели они были немедленно отменены), и распорядился читать публично в Александрийском мусейоне свой труд об этрусках и карфагенянах – дело его жизни.

Речи свои он писал сам, так что они носят отпечаток его стиля и отражают как эрудицию ученого на троне, так и новый государственный подход. Когда в сенате возник спор по поводу введения в сенат выходцев из Галлии, Клавдий в своей речи углубился в историю Рима, в те времена, когда Римом управляли чужестранцы – этруски, к числу которых он отнес и царя Сервия Туллия, это должно было показать сенаторам, что бывшие враги давно стали римскими гражданами и увеличили славу Рима, и таким же образом галлы, которых сенаторы презирают как варваров, могут прославить Рим, как его прославили этруски. Это была политика опоры империи на провинциальную знать.

Увлеченность Клавдия древностями и занятость государственными делами пагубно сказались на его семейной жизни. О любовных приключениях его жены Мессалины слухами был полон весь Рим. Но сам Клавдий не обращал на слухи внимания и развелся с развратницей лишь тогда, когда ему сообщили, что она отпраздновала бракосочетание с молодым сенатором. Холостяка-императора прибрала к рукам племянница Агриппина, добившаяся, чтобы он, имея родного сына Британника, усыновил сына от ее последнего брака. После этого Клавдий был отравлен.

Кровавый фигляр. Имя отравительницы дяди и мужа в усеченной веками форме носит и поныне один из крупнейших европейских городов – Кельн. Она родилась здесь, на земле одного из германских племен, в римском лагере, получившем название Колония Агриппина. Сын Агриппины Нерон, ради которого она совершила преступление, не оставил следа на карте Европы, но своей геростратовой славой превзошел самого Герострата. Александра Македонского воспитывал философ Аристотель. Юного цезаря Нерона – философ и писатель, римлянин испанского происхождения Луций Анней Сенека. Вместе с ним он прошел тот же курс наук, который освоил наследник македонского престола, – читал Гомера, занимался риторикой. Однако различные плоды принесла не только наследственность (она и по линии матери и особенно отца, как отмечают биографы, была ужасной), но и сами места, где протекало воспитание – огромный город со всеми его соблазнами и маленький затерянный в горах македонский городок. Тем более что Александру пришлось создавать свою империю, а Нерону она досталась по праву рождения и в результате интриг матери, и он ее едва не погубил.

Первые годы правления юного Нерона принято называть «золотым пятилетием» – ибо, находившийся под неусыпным контролем матери и строгих воспитателей, он только постигал азы науки о власти и лишь изредка появлялся перед народом. Но эта идиллия завершилась бунтом: Сенека был изгнан, а мать сначала лишена всех почестей и власти и изгнана из дворца, а затем и убита после ряда покушений. Именно тогда Нерон открылся римскому народу во всем разнообразии своих талантов: декламатора, певца, артиста, кулачного бойца и циркового возницы. В театре Нерон выступал в масках богов, героев и даже богинь в пьесах на мифологические сюжеты. Среди них была и трагедия «Орест-матереубийца», где он выступил в роли, в которой уже проявил себя в жизни. Не было ни одних цирковых игр, которые бы он пропустил.

Но Рим казался тесен. Совершив поездку в Грецию, он выступил в Олимпии, правя по примеру царя Митридата упряжкой в десять лошадей. И хотя коней он сдержать не смог, судьи назначили ему победу и наградили венком. В благодарность за это он даровал судьям римское гражданство, а всех греков освободил от налогов и податей.

Величие Рима, мыслившееся и как собственное величие, было манией Нерона. Поэтому нельзя считать случайностью, что в его правление произошел величайший из римских пожаров. Из 14 районов пламя полностью поглотило десять. Несмотря на связанные с пожаром беды, римская чернь продолжала обожать своего императора. Но среди сенаторов назревало недовольство, проявившееся в заговоре 65 г. Однако опаснее было восстание в Галлии, во главе которого стоял наместник провинции Виндекс. Поначалу Нерон не понял серьезности угрозы и даже обрадовался мятежу, видя в нем повод для разграбления богатейшей провинции. Но вслед за Галлией от Рима отложилась и Испания. Была объявлена всеобщая мобилизация. На призывные пункты никто не явился, и тогда Нерон потребовал от сенаторов и римских всадников присылки рабов. А между тем восстание в провинциях разрасталось. В конце концов сенат низложил Нерона и объявил его вне закона.

Покинутый всеми, Нерон бежал из Рима и в страхе перед казнью приказал своему вольноотпущеннику себя заколоть. Заливаясь слезами, он повторял: «Какой великий артист погибает!»

Ни один из императоров не был так любим римской чернью, как Нерон. Его могилу украшали цветами, выставляли на ней его изображения в позах актера и циркового возницы. Трижды на Востоке появлялись под его именем самозванцы, привлекая множество сторонников.

Крушение мифа. С уходом из жизни Августа развеялся, как дым, миф о золотом веке, созданный этим величайшим знатоком народной психологии и его талантливыми помощниками. Под опавшей позолотой выявились опасные трещины, грозившие зданию, которое было воздвигнуто на поколебленной гражданскими войнами почве. Но все же это здание было достаточно прочным, несмотря на то, что лживость мифа нигде не выявилась так отчетливо, как в личностях и поведении тех, кто возглавлял пирамиду власти. В сохранении принципата были заинтересованы общественные слои, укреплению которых способствовала политика Августа.

Среди плебеев значительную группу составляли вольноотпущенники, число которых, резко увеличившееся уже во время гражданских войн, продолжало возрастать. Всадничество отпускало на свободу рабов, потому что их руками выгодно было вести торговые операции в отдельных районах. Широко использовали своих вольноотпущенников для торговых дел и ростовщических операций и нобили, нуждавшиеся в подставных лицах. К этим обычным уже в конце республики категориям новых римских граждан с установлением империи добавилась значительная прослойка императорских вольноотпущенников. Они могли слиться с общей массой новых граждан, но среди них было немало и таких, чья судьба складывалась фантастически. Те, кому улыбнулась Фортуна, могли оказаться во главе провинции или одной из трех императорских канцелярий, основанных Клавдием, могли и просто вызвать симпатию императора или кого-то из его родственников и оказаться вознесенными не только над вчерашними товарищами по несчастью, но и над знатнейшими из римских сенаторов. Среди многих парадоксов, порожденных новым режимом, было и отношение к этим временщикам римских нобилей. Сенат выносил в честь наиболее влиятельных из них почетные постановления, некоторые сенаторы готовы были обивать пороги их домов, соревнуясь в откровенной лести, чтобы добиться расположения вчерашнего раба и приобрести благодаря этому милости императора. Таких вольноотпущенников,