Фиолетовое пламя - Бренда Джойс

Мэри-Луиза задохнулась от возмущения:

— Вы не должны учить его! Он черный!

— Сиди спокойно, Мэри-Луиза, — оборвала ее Грейс. — Ну, Джеффри, давай-ка еще раз, только теперь сначала.

Гордый, взволнованный, Джеффри без запинки отбарабанил по порядку все буквы, которые Грейс с самого обеда пыталась вдолбить Маргарет-Энн.

— Очень хорошо, молодец! Сто баллов. Ты знаешь, что это значит?

Он покачал головой, улыбаясь во весь рот от радости.

— Это значит, что ты не сделал ни одной ошибки.

— Ни одной? Я правильно назвал все буквы?

— Все до единой. Хочешь учиться читать и писать, Джеффри?

— Да, мэм.

— А ты не хочешь пойти в школу? Мальчик опустил голову:

— У меня слишком много работы по дому, мэм.

Но это не обескуражило Грейс. Она сама будет учить Джеффри читать и писать! Ее вдруг осенило: существует ведь, в конце концов, промысел Божий, и, может быть, то, ради чего она приехала на Юг, гораздо важнее, чем она думала. Она здесь ради того, чтобы выучить и сделать свободным хотя бы этого маленького мальчика.

Она вспомнила всех беглых рабов, которые по «подпольной железной дороге» прошли через их дом в Нью-Йорке до войны, когда она была еще ребенком. Как только девочка подросла настолько, чтобы понять, родители объяснили ей, что это за люди и как они сами пытаются им помочь. Она видела их всех, даже тех, кого не должна была видеть, — тех, кого истязали, били, морили голодом. Грейс знала, что никогда не забудет ни одно из этих отчаявшихся, измученных лиц.

Ее потрясло, когда она впервые узнала, что большинство негров не умеют читать, что им не разрешают учиться. Ей тогда было шесть лет, и она до сих пор помнила все до мельчайших подробностей. Она хотела дать почитать свою любимую сказку изможденному чернокожему мальчику лет восьми; он взял книжку и раскрыл ее, перевернув вверх ногами, глядя на страницы непонимающе, с любопытством. Ее тогда ужасно расстроило, что он не может порадоваться сказке вместе с ней, и еще больше потрясло, что ему даже не разрешали учиться читать. Эта несправедливость уже тогда глубоко ее ранила.

Голос Грейс дрогнул:

— Что же ты не садишься, Джеффри?

— Нет! — вскакивая, крикнула Мэри-Луиза. — Мы с сестрой не собираемся учиться вместе с черномазым! Я все расскажу маме! Я скажу, что вы учите черномазого читать! Вы еще пожалеете!

Побелев от ярости, она бросилась к двери.

Грейс вскочила:

— Мэри-Луиза, постой! Но та уже исчезла.

Грейс прижала ладони к груди. Что она наделала? Будь проклята ее горячность. Надо быть осторожнее. Ведь она на Юге!

— Джеффри, малыш, — сказала она, кладя ему руку на плечо, — мы поговорим позже. Тебе лучше уйти, пока сюда не пришла миссис Баркли. Он опустил голову:

— Хорошо, мэм.

У нее просто сердце разрывалось, оттого что приходится отсылать мальчугана.

— Мы больше не будем сегодня заниматься? — с надеждой спросила Маргарет-Энн.

— Разумеется, будем, — ответила Грейс, усаживаясь рядом с ней.

Остаток дня Грейс провела в ожидании, когда грянет буря. Она грянула только поздним вечером.

Пробило восемь, когда ее наконец пригласили в библиотеку; она пошла, с ужасом предчувствуя, что ее уволят. Ей надо как-то избежать этого несчастья — ради матери.

Луиза нетерпеливо ожидала ее, всем своим видом являя властность и высокомерие; и она была не одна. Грейс не смотрела на Рейза, стоящего у камина, но всем своим существом ощущала его присутствие.

— Мэри-Луиза сказала мне, что вы учите Джеффри читать. Грейс достаточно было одного взгляда на хозяйку Мэлроуза, чтобы понять: та разгневана не на шутку.

— Он оказался невероятно способ… — осторожно начала Грейс.

— Так это правда, мисс О'Рурк? Грейс вздохнула:

— Не совсем так.

— Значит, моя дочь лжет? — повысила голос Луиза. Щеки ее пылали, глаза потемнели от гнева.

— Он оказался неподалеку от классной, и когда Маргарет-Энн не могла назвать буквы, я спросила Джеффри, может ли он это сделать. И он их назвал. Вот и все.

Луиза подошла ближе к гувернантке:

— Мэри-Луиза сказала, что вы предложили ему учиться вместе с ними. Это правда?

Грейс смотрела на нее прямо, не отводя глаз:

— Да.

— У нас здесь такое не принято, — надменно вскинула голову Луиза. — Это вам не Нью-Йорк, мисс О'Рурк. Эти проклятые республиканцы могут нас пичкать своими школами, этот чертов Союз штатов может забивать черномазым головы россказнями о равных правах, но здесь, мисс О'Рурк, всем отлично известно, что негры есть негры и им ни к чему учиться, даже если б у них и была такая возможность. И уж конечно, они не будут сидеть как равные рядом с моими дочерьми, в моем собственном доме!

— Негры теперь свободны, они имеют те же права, что и белые граждане, это гарантируют им и закон, и конституция, и…

— Мисс О'Рурк хочет сказать, — мягко вмешался Рейз, — она ужасно сожалеет, что так огорчила вас, дорогая!

— Пусть они будут свободными, — жестко проговорила Луиза, — и пусть голосуют сколько им угодно, но они и впредь будут пахать для нас нашу землю, а если откажутся, то передохнут от голода — все до единого! Они все те же низшие существа. У них нет и не будет никаких прав здесь, в Мэлроузе, и вы не имеете никакого права учить их!

Грейс не поднимала глаз от пола. Ее била дрожь, щеки стали пунцовыми. Она старалась побороть свою ненависть к этой непримиримой расистке. Потом вспомнила о жертве несправедливой системы — о бедном мальчике, таком умненьком, но обреченном всю жизнь оставаться на поденных работах, если только ему не удастся как-нибудь вырваться из тенет. И в этом нет ничего невозможного! Были же образованные, просвещенные негры, боровшиеся за дело республиканцев, такие, например, как конгрессмен Джон Линч. Она не поднимала глаз, чтобы Луиза Баркли не заметила в них возмущения и вызова Грейс не смотрела на хозяйку до тех пор, пока полностью не овладела собой.

— Да, мэм.

— Я могла бы рассчитать вас сию же минуту, — заявила Луиза. — Но я не такая жестокосердная! Вы — северянка, янки, вы еще не знаете наших порядков. Пусть это послужит вам уроком. Вы свободны, ступайте.

Грейс впервые за все время взглянула на Рейза. Он смотрел на нее спокойно, сочувственно. Потом ободряюще улыбнулся ей и незаметно для Луизы подмигнул, точно говоря: «Не беспокойтесь: собака лает, да не кусает, и нам ничего не стоит унять ее».

Грейс еще больше разозлилась оттого, что он отнесся ко всему этому так легкомысленно. А может, оттого, что он пытался помочь ей? Она бы и сама справилась — не в первый раз! Сжав губы и бросив на него яростный взгляд, она вышла из комнаты, держась очень прямо, с высоко поднятой головой.