Пламя невинности - Бренда Джойс

Мишель и Сиду — абсолютно за все.

И совершенно особая благодарность — Мег О'Браиен.

Лондон, 1830 год

Хрупкое тельце девочки прижалось к стене. Она слышала крики отца и тихие, сдавленные рыдания матери и застыла от страха, не в силах убежать вниз, в холл, а потом в кухню, под защиту няни, кухарки и горничных. Ее перепуганное бледное личико с огромными фиалковыми глазами оказалось почти рядом с дверным проемом, и девочка, бессознательно пригнув голову, заглянула в кабинет.

Высокий и широкоплечий, как всегда безупречно одетый, отец казался чудовищно огромным. Он все еще кричал на мать, темноволосую, бледную и такую же крошечную, как и Миранда. Она стояла перед ним, вся дрожа и едва сдерживая слезы.

Миранда пыталась понять, о чем говорят родители. Ей редко приходилось видеть своего отца. Он уезжал рано и возвращался лишь тогда, когда девочка уже ложилась спать, а если бывал дома, то запирался в своем кабинете В тех очень редких случаях, когда она его видела, отец бывал именно таким — огромным и шумным, наводившим ужас и на Миранду, и на ее татап.

— Если я говорю, что ты пойдешь, — ты пойдешь! — проревел лорд Шелтон.

— Прошу тебя, Эдуард, пожалуйста, — прошептала Ангелина. — Да, хорошо, да, я обещаю…

— Нужны мне твои обещания! Разве не я глава этого дома?

— Да, да, Эдуард. Не хочешь ли кофе… или поесть? — Она с надеждой подняла на него глаза, такие же фиалковые и огромные, как у Миранды.

— Так я, по-твоему, пьян? — взревел Шелтон еще громче прежнего. — Ты, потаскуха! — Тыльной стороной ладони он ударил жену по лицу, и она отлетела к письменному столу, едва удержавшись на ногах.

— Эдуард, пожалуйста, — пролепетала она.

— Видеть тебя не могу, сучка неверная! — Муж рывком приподнял ее, оторвав от пола, и притянул ее лицо к своему. Ангелина тихо заплакала.

— Где ты была вчера днем? Где? — орал он.

— Я была у леди Бэрроуз.

— Лжешь!

— Эдуард, клянусь тебе! Тот единственный неблагоразумный поступок, столько лет назад, несколько поцелуев… Моп Dieu, s' ll vous plait…[1]

Миранда услышала звук рвущейся ткани. Отец разорвал платье матери и грубо сжал рукой обнажившуюся грудь. Ангелина протестующе вскрикнула.

— Так ты еще изображаешь холодную девственницу, сука? — Толкнув жену на пол, он вцепился в ее густые, стянутые в узел черные волосы и начал безудержно целовать, не давая ей отвернуться. Она стонала, пытаясь вырваться, но Шелтон не обращал никакого внимания на слабые удары ее кулачков.

Миранда не могла такого стерпеть. Ее papa убивал ее maman. Гнев пересилил страх, она вбежала в комнату и вцепилась в руку отца.

— Papa, не надо! Papa! Papa, поп!

Пара на полу застыла, и отец поднял голову. В его остекленевших глазах вдруг вспыхнула ярость, и Миранда отпрянула, отпустив его руку.

— Уходи сейчас же, быстро… — странным, сдавленным голосом приказала мать.

Но не успела она договорить, как отец поднялся, схватил Миранду за плечи и влепил девочке пощечину, которая сбила ее с ног.

— Никогда не встревай между мной и матерью, Миранда! — заорал он. — Не смей этого делать!

Никогда прежде ее не били. Лицо девочки задрожало от боли и обиды, на глаза навернулись слезы.

— Я ненавижу вас, papa! — прорыдала она и выбежала из комнаты с такой быстротой, на какую только были способны ее длинные худенькие ноги.

Лицо отца исказилось. Он не сводил глаз с двери.

— О Боже! — простонал Шелтон. — Что я наделал? — Он повернулся и посмотрел на жену.

Ангелина сидела на полу, не пытаясь прикрыть полную грудь, она тяжело дышала после недавней борьбы. Потрясенная, она не могла отвести глаз от его лица.

Все его тело напряглось.

— Вставай! С тобой я разберусь позже, Ангелина. Но знай, что с этого дня ты будешь выходить из дома только в сопровождении Уита. Для твоей же безопасности, — с насмешкой добавил Шелтон.

Ангелина неуверенно встала на ноги.

— Это твоя безосновательная ревность делает тебя просто чудовищем и губит всякую возможность счастья в этом доме, — храбро прошептала она.

— Убирайся отсюда, потаскуха!

Ангелина стянула разорванные края лифа и выбежала из комнаты.

Миранда плакала долго, дольше, чем когда-либо, ненавидя отца не столько из-за себя, сколько из-за татап, которую она нежно любила и почти боготворила. Бедная maman. В конце концов, изнуренная слезами, она уснула, и вскоре во всем доме стало тихо и темно.

Ее разбудило нежное прикосновение. Сначала Миранда не поняла, кто это, потому что в темноте почти ничего не было видно.

— Maman?

— Ш-ш, та petite.[2]Мы не должны шуметь, и нам надо очень, очень спешить. Идем…

— Матап, но в чем дело?

Миранда совсем растерялась. Мать зажгла лампу, и девочка увидела, что на ней дорожное платье. Она держала в руках такое же платье для дочери. Когда мать стала одевать ее. Миранда мгновенно проснулась.

— Матап! Мы… мы убежим от papal

— Не задавай вопросов, petite. Идем.

Миранде передался страх матери. Стараясь не шуметь, они поспешно спустились вниз и вышли из дома через заднюю дверь. Из поджидавшего их экипажа спрыгнул человек.

— Скорее, Ангелина, — поторопил он, и его фамильярность — он не обратился к матери как к леди Шелтон — поразила Миранду.

Они устроились в экипаже, и тот сразу тронулся.

— Слава Богу, что вы приехали, — сказала Ангелина незнакомцу.

— Ради вас, дорогая, я готов рискнуть чем угодно, даже жизнью. — Он нежно взял ее за руку. В темноте экипажа единственное, что удалось разглядеть Миранде, это что незнакомец изящен и хорошо сложен.

Мать заплакала.

— Ангелина, милая, не плачьте, умоляю вас, — прошептал мужчина. — Вы и ваша дочь будете в безопасности. Клянусь вам. Никогда больше вам не придется терпеть грубость этого ублюдка!

У Ангелины вырвался тихий стон.

— Вы все еще его любите? — мгновение поколебавшись, спросил мужчина.

— Нет, нет, Гарри, вы ошибаетесь! Это не правда! Я его ненавижу! — Ангелина не могла сдержать рыданий. Гарри обнял ее:

— О, дорогая, как я хочу, чтобы это было правдой. Тише, Ангелина, вы пугаете свою дочь.