Офицеры власти. Парижский Парламент в первой трети XV века - Сусанна Карленовна Цатурова

Эту тенденцию можно видеть на примере деятельности Никола де Бая — одного из двух гражданских секретарей Парижского Парламента, авторов исследуемых нами «Дневников».

Должность гражданского секретаря, державшего в своих руках всю работу парламентской машины, предполагала большой круг обязанностей и, вместе с тем, давала простор для проявления индивидуальных способностей чиновника. Напомним еще раз, что ведение парламентской документации в виде протоколов заседания Верховной палаты было также личной инициативой секретаря Жана де Монлюсона.

Первым объектом приложения сил Никола де Бая стал Дворец в Ситэ, старая резиденция королей Франции еще с эпохи Меровингов, при Карле V полностью перешедший в распоряжение Парламента. Это означало признание значимости и авторитета суда в системе управления. Последствием такого признания явились новые заботы Парламента о состоянии Дворца и его залов: средства на поддержание их в порядке теперь он должен был изыскивать сам[64].

Разумеется, забота о помещениях Парламента определялась вполне утилитарными, прагматическими соображениями. Но в целенаправленных усилиях Никола де Бая видна и другая, не менее значимая цель — поддержание внешнего престижа института: он прямо связывает эту прозаическую работу с «защитой власти и авторитета Парламента».

В 1406 г. по его инициативе была проведена проверка всех помещений Парламента и их состояние было признано плачевным: «Скамейки, стулья старые, испорченные и неприглядные, а еще опасные и слишком низкие… из-за чего невозможно расслышать адвокатов как полагается». Парламент начинает благоустраиваться и нанимает плотника Гийома Кираса (27 апреля 1406 г., 23 марта 1407 г.). Существенно то, что средства на обновление и реконструкцию Парламент брал из штрафов, составлявших, как мы уже знаем, фонд института. Показательна в этой связи история с росписью залов. В 1406 г. Парламент нанял известного художника Колара де Лана для росписи паркета в соответствии с подаренной Парламенту неким парижским горожанином картиной, уже висевшей на стене в зале Верховной палаты. Работа была явно дорогостоящей, а в тот момент выделено было только 12 франков для ее оплаты. Не желая отказываться от пышной затеи, Парламент обещал художнику расплатиться из будущих штрафов. Однако без настойчивости де Бая это обещание было бы забыто (14 января 1406 г.). Сам же секретарь украсил стены, где висела картина, цитатами из Библии, произведений философов и поэтов о долге магистратов.

После холодной зимы 1408 г. Никола де Бай вместе с двумя чиновниками сделал ревизию всех помещений и определил размеры нанесенного ущерба, чтобы организовать срочные работы, поскольку повсюду протекала вода, помещения были заполонены крысами (4 февраля 1408 г.).

Но главным делом Никола де Бая стало хранение парламентской документации, сбережение «памяти» Парламента: он первым выработал правила хранения документов, ставшие законом. Канцелярия суда находилась в одной из двух башен, именуемой Гражданской (Toumelle Civile), и де Бай добился выделения ещё нескольких комнат для хранения дел. Уже в 1401 г. он распорядился изготовить специальный сундук, запирающийся на ключ, для хранения секретных регистров. В 1404 г. получил 300 экю для «общего блага Парламента»: по его настоянию были изготовлены специальные сундуки с металлическими замками для хранения документов. При этом де Бай лично следил за ходом работ и добивался от Парламента средств для своевременной оплаты труда плотников, заявляя, что невыполнение этих работ нанесло бы «ущерб королю и Парламенту» (15, 27 февраля, 10, 16 апреля 1404 г.). И не случайно имя Никола де Бая сохранилось в благодарной памяти парламентской корпорации как пример служения и образец парламентского чиновника[65].

§ 5. Парижский Парламент в зеркале общественного мнения

Историки, изучающие историю Франции XIV–XV вв., давно обратили внимание на роль общественного мнения в развитии институтов королевской власти и в политической жизни общества в целом. Под давлением общественного мнения издаются ордонансы, претензии общества к власти высказываются в ходе общественных движений, восстаний, которые сотрясают Францию этого периода. Наконец, общественное мнение получило во Франции институциональное оформление в виде сословно-представительных собраний — провинциальных и Генеральных штатов. На этих собраниях, опираясь на наказы избирателей и в обмен на вотируемые налоги, депутаты трех сословий королевства получали трибуну для выражения мнения общества о королевской власти и ее служителях. По мере укрепления королевской власти расширялась и компетенция суда. Важным обстоятельством в положении суда было его вмешательство в повседневную жизнь каждого подданного, постоянное присутствие внутри общества, в отличие от финансовой функции короны, которая характеризовалась противостоянием власти и общества. Именно поэтому «судейских» не любят, и чем больше их власть, тем их меньше любят. Несть числа россказням и поговоркам о жадности и несправедливости судей, о медлительности и пристрастности творимого ими суда[66].

Но эта мрачная картина, без нюансов, подозрительна, как всякое единодушие. И уж совсем неприглядна всегдашняя готовность короля (любого, заметим) все ошибки суда списать на судей, в унисон с толпой[67].

Между тем градации все же были: общество, не любя судейских, выстраивает определенную иерархию. Больше всего не любили адвокатов, причем само это слово употреблялось в двух смыслах: собственно адвокаты, участвующие в судебном процессе, и «адвокаты» как собирательный образ судейских, их худших свойств. Далее следовали нотариусы, затем — прокуроры, и так вверх до Парижского Парламента. По мере восхождения по судебной «лестнице» критика ослабевала[68].

Впрямую чиновников Парламента не обвиняли во взятках, во всех тех пороках, коими награждало общество судейских ниже рангом. Видимо, статус верховного суда сдерживал критиков. Главная претензия к Парламенту сводилась к медлительности суда, а также к семейственности замыкающейся корпорации[69].

Насколько обоснованными были претензии о медлительности суда, сказать трудно, поскольку затягивали процедуру, прежде всего, сами истцы. Именно они требовали у адвокатов найти лазейки в законах для продолжения иска и выигрыша дела. Поэтому обвинение судейских в крючкотворстве смело можно было переадресовать самим подданным короля, прибегающим к его суду[70]. Что касается процесса «сужения дверей» в институты королевской власти, то он был следствием повышения в обществе престижа службы 51 королю и увеличения числа образованных людей, стремящихся на эту службу. Именно эти слои в периоды кризиса власти подогревали общественное недовольство, направляя его в русло критики отдельных чиновников с целью их смешения, как это произошло в ходе общественного движения под руководством Этьена Марселя в 1356–1358 гг., спровоцированного поражением французских войск в битве при Пуатье и пленением короля Иоанна Доброго[71].

Суть разрабатываемых в ходе общественных движений проектов реформ государственного аппарата сводилась в этот период к возврату к старому, доброму времени, в идеале — к эпохе правления короля Людовика Святого, которая представала в общественном мнении по мере удаления от