Разящий клинок - Майлз Кэмерон

Вскоре после него выяснилось, что нет и Гельфреда, главного охотника и офицера войска, лица высокооплачиваемого и потому всегда пригодного для забавы.

Уилфул Убийца, имевший подлинное имя и уже забравший свое жалованье, ухмыльнулся соседу.

– Ни одного ихнего разведчика в строю, – сказал он. – Не так уж я давеча ошибся! Кто-нибудь наверняка прикарманит их денежки.

На Ханнафорде расчет прервался, и слуги с подносами раздали всем присутствующим по доброй чарке сладкой и крепкой мальвазии. Мегас Дукас вскочил на стол и поднял свою; все собравшиеся во дворе, включая студентов, воздели кубки в ответ, и Мегас Дукас гаркнул:

– За императора!

Ему вторили двенадцать сотен глоток.

Императорские слуги унесли кубки – из красной глины, с имперскими венцами из оливковых листьев, и расчет, возобновившись с Ханда, Артура, конного лучника, дошел до Зирагонаса, Дмитриоса, страдиота. Солнце садилось, воздух бодрил, и двор был набит глубоко удовлетворенными солдатами.

В согласии с установленной традицией Дмитриоса Зирагонаса – приятного вида румяного мужчину с огненно-рыжими волосами и последнего в списке – приветствовала по выходе из строя старейшая спутница войска Старая Тэм, окруженная толпой детворы. Она обвила его руками, не успел он и оглянуться да воспротивиться, ибо был родом из морейской аристократии и не привык к выходкам, которые в Альбе сходили за шутки. Он не был готов к тому, что она сунет руку в его карман, и в равной степени – к ее поцелуям, тогда как сорок ребятишек завопят, называя его «папулей» и требуя денег.

– Мой сладенький, – каркнула Старая Тэм. Она улыбалась, как беглая сумасшедшая, и облизывалась. – Такой молоденький! – гоготнула она. – Мне, милый, нужен твой самый сладкий кусочек…

Схоларии, среди которых Зирагонас слыл важной и видной птицей, глупо смеялись, пока несчастный отбивался от старой карги и детворы, а те играли свои роли столь убедительно, что менее черствое сборище пробрал бы озноб.

Зирагонас испарился, как только вырвался из их хищных рук. Он панически отступил в ряды товарищей, где и притаился, а после ему пришлось вытерпеть общий хохот, когда Старая Тэм воздела его кошелек, аккуратно срезанный с пояса.

– Кусочек-то у меня, милок! – завопила она.

Нашлось много лингвистов, способных перевести это на морейский и нордиканский.

Однако потом, когда всеобщее веселье затянулось, со стула встал Мегас Дукас, а старуха повернулась, присела в реверансе и протянула ему кошелек раскрасневшегося бедняги. Мегас Дукас вернул его законному владельцу, который не смел посмотреть окружающим в глаза.

– Джентльмены и леди, вас ждут скамьи, вино и яства. Когда рук много, работа спорится – пусть же начнется свадьба!

Он ударил в ладоши, и все разбежались по местам, определенным на утреннем построении.

Бент показался из кухонь, где он, еще четыре человека и четыре пса Гельфреда снимали пробу с мальвазии и большинства кушаний. Теперь они разошлись по башням вокруг двора, прихватив обед и вино для дежурных вардариотов – пусть выпьют и остальные солдаты.

Появились столы и длинные низкие лавки; вереница людей двинулась через двор, как танцоры, расставляя свечи из пчелиного воска в высоких бронзовых подсвечниках. Присутствующие взглянули на небо: наступление темноты сопровождалось наплывом тяжелых туч.

Через внешний двор прошествовал исповедник принцессы при полных церковных регалиях. Схоларии зашушукались. Когда на столах появились первые тарелки и кубки, люди услышали возглас дежурного офицера, который спросил, кто идет, и после ответа наружные ворота распахнулись.

Морейцы, находившиеся во дворе, застыли.

Затем все упали на колено.

Мегас Дукас вышел на внешний двор, и Бент зашептал ему в ухо, а он прошипел приказ и повалился на колени как был – в лучших штанах на булыжники. Большей части войска шептать не пришлось: солдаты увидели, что на коленях стоят сэр Майкл, одетый в свадебные одежды, и сэр Томас в его замечательных стеганых портках.

На двор во главе двадцати профессоров университета и еще десяти священников и епископов вступил патриарх.

Он одарил солдат лучистой улыбкой и прошествовал меж них, благословляя направо и налево. Затем возложил руку на склоненную черную голову сэра Томаса, и тот дернул подбородком, как от разряда, а потом улыбнулся, словно выиграл небывалый приз. Патриарх перешел к следующему. Он благословил госпожу Элисон и, наконец, приблизился к Мегас Дукасу, которому ласково положил ладонь на чело и кивнул.

Небеса не разверзлись, молния не ударила.

Мегас Дукас поцеловал кольцо.

Очень тихо он спросил:

– Надеюсь, ваше святейшество прибыло ради свадьбы?

В глазах патриарха заплясали искорки.

– Хотите сказать, что я опоздал и денег мне не достанется? – осведомился он.

После этого не осталось препятствий к тому, чтобы бракосочетание Кайтлин превратилось в великий пир. Сама же она, когда появилась, выглядела достаточно шикарно, чтобы положить конец слухам, которые гуляли среди морейцев, – она, мол, ничтожная деревенщина. Было очевидно, что она – герцогиня. Они с деспиной Еленой скрылись, и по ходу приготовлений из караулки схолариев, временно превращенной в покои для новобрачных, доносились их фырканье и смешки.

Сэр Майкл – большинство знало, что он старший сын графа Тоубрея, – как граф и расхаживал. Глядя на него, можно было узреть Красного Рыцаря и короля в его осанке и походке; в том, как покоилась на рукояти кинжала рука; в надменности, с которой он выдвинул челюсть, – или в том восхищении, с коим он отвел невестино покрывало из семи ярдов хоекских кружев. Сэр Георгий выглядел не так ярко, но обладал свойственным большинству морейцев достоинством и улыбался каждому, с кем встречался глазами. А также своей невесте, которую нисколько не огорчало то обстоятельство, что чей-то наряд затмил ее красивое платье из золотого атласа, украшенное мелким жемчугом.

При виде этих одежд тонкие губы Гропфа изогнулись в улыбке, и он зыркнул на невесту, когда та поцеловала будущего супруга. «На пятом месяце беременности? Боже, так вот для чего понадобилось верхнее платье!» Ему было некому похвастать, что его величайший триумф закройщика стал очевиден патриарху в имперском дворце – спустя два года после того, как он бросил свое дело и отправился на войну.

Но перестать улыбаться он был не в силах.

Как и Уилфул Убийца, только что получивший самый полный за всю свою жизнь расчет без единого цехина вычетов. Он бродил средь пирующих, держа пари на все подряд – любимая ставка была на строчку из «Отче наш», на которой невеста поцелует грума. Ставил он и на то, что на рассвете все войско не сможет маршировать.

Мэг провела короткую и отрезвляющую беседу с капитаном, все учла, но как только началась служба и она увидела Кайтлин Ланторн, которую помнила крошкой – постоянно срыгивающей и без шансов выжить, – идущую к алтарю с богатейшим, по всей вероятности, юношей своего поколения на виду у самых известных фигур христианского мира, Мэг не выдержала и ударилась в слезы. Так и проплакала всю службу. Но каждый стежок на невестином платье был делом ее рук, и туда же она вплела все крупицы счастья, какие сумела выудить из эфира. А еще сотворила погодное заклинание – свое первое, которое накрыло внешний двор как бы огненным котлом.