Плач к Небесам - Энн Райс

Мгновение он стоял неподвижно, уставившись в пол, и ужесобирался покинуть комнату так же быстро и решительно, как вошел, когда к нему,держа руки за спиной, подошел старый дворецкий.

— Графиня еще не прибыла, синьор, — сказал старик.Звуки со свистом вырвались из его сухих губ. — Но ждем со дня на день, содня на день.

Тонио хотел было пробормотать что-то насчет Гвидо, как вдругзаметил на дальней стене огромный холст. Все его краски были знакомы ему, также как и фигурки танцующих в хороводе нимф в прозрачных и таких мягких на видодеждах.

Тонио уже сделал в направлении картины несколько шагов,когда услышал, как старик сзади тихо пробурчал:

— А, молодая синьора! Так она здесь, синьор.

Тонио обернулся.

— Она вернется с минуты на минуту, синьор. Послеполудня они с маэстро Гвидо поехали на площадь Испании.

— На площадь Испании? — переспросил он.

Улыбка тронула морщинистое лицо старика. Он снова покачалсяна пятках, не разжимая рук за спиной.

— Ну как же, синьор! В студию! В мастерскую молодойсиньоры. Ведь она же художник, очень большой художник! — В его тонеслышалась легкая насмешка, однако такая мягкая и безличная, что, возможно,адресовалась всему миру.

— Так у нее там мастерская... — Это прозвучалоскорее как констатация факта, а не вопрос. Тонио снова взглянул на хоровод нимфна стене.

— Ах, смотрите, синьор, она уже идет, вместе с маэстроГвидо! — сказал старик и махнул рукой.

Они шли по садовой дорожке.

Светловолосая художница держала Гвидо под руку и несла папку,толстую и, похоже, увесистую, хотя и не такую большую, как та, что была вправой руке Гвидо. Льняное платье в цветочек проглядывало из-под легкогошерстяного плаща, капюшон которого был отброшен назад, так что бриз мог игратьс ее волосами. Она говорила с Гвидо. И смеялась. А Гвидо, не отрывая глаз отдорожки, по которой вел ее, улыбался и кивал головой.

Тонио почувствовал, что художницу с Гвидо связывают какие-тонеформальные отношения. Они говорили о каком-то серьезном предмете, словнознали друг друга давно.

Когда они вошли в комнату, у Тонио перехватило дыхание.

— Как? Верить ли мне своим глазам? — ироничнопроизнес Гвидо. — Неужели это тот самый юный Тонио Трески, знаменитый итаинственный Тонио Трески, который скоро удивит весь Рим?

Тонио тупо глазел на него и не говорил ни слова. Вдругвоздух наполнился женским смехом.

— Синьор Трески. — Она сделала маленький, быстрыйкниксен и добавила с приятной ритмичной интонацией: — Как чудесно, что выоказались здесь.

В ее голосе чувствовалось оживление. Ее глаза веселощурились и сияли, а платье в цветочек лишь усиливало производимое еювпечатление легкости и движения, несмотря на то что стояла она совершенноспокойно.

— Хочу кое-что показать тебе, Тонио, — говорилмежду тем Гвидо, раскладывая тяжелую папку на клавесине. — Кристиназакончила это сегодня.

— Нет, нет, еще не закончила! — возразила она.

Гвидо вытащил большой пастельный этюд.

— Кристина? — переспросил Тонио.

Собственный голос показался ему грубым и сдавленным. Он немог оторвать от нее глаз. Стоя у дверей, она словно излучала сияние. Щеки еепылали, и хотя на миг улыбка сошла с ее губ, она тут же вернула ее на место.

— О, простите меня! — непринужденно воскликнулГвидо. — Кристина, я думал, что вы с Тонио наверняка уже встречались.

— О да, мы встречались! Правда встречались, синьорТрески? — быстро сказала она. И, подойдя к нему, протянула руку.

Он смотрел на нее, осознавая лишь то, что ее пальцы лежат вего пальцах и что ее рука оказалась неописуемо мягкой и нежной и еще такойкрошечной, что походила на кукольную. Невозможно было себе представить, чтобыэтими пальцами выполнялась какая-либо серьезная работа. Потом до него дошло,что он стоит неподвижно, как статуя, а эти двое глядят на него. Он тут женаклонился поцеловать художнице руку.

На самом деле он не предполагал касаться ее губами. Должнобыть, Кристина это заметила, потому что в нужный момент слегка приподняла рукуи получила-таки его поцелуй.

Он поднял на девушку глаза. Внезапно она показалась емуужасно беззащитной.

— Взгляни-ка, Тонио! — легким тоном сказал Гвидо,как будто не заметил ничего странного. Он держал в руках собственный портрет,выполненный пастелью.

Это был превосходный рисунок; маэстро на нем выглядел полнымжизни. Отлично были переданы его задумчивость и даже опасный блеск в глазах.Художница не обошла вниманием ни расплющенный нос, ни полные губы и при этомпоймала суть этого человека, преображавшую все его черты.

— Ну же, Тонио, — вкрадчивым тоном сказалГвидо. — Что скажешь?

— Может быть, вы тоже согласитесь позировать мне,синьор Трески? — быстро спросила Кристина. — Мне бы так хотелосьнаписать вас! По правде говоря, я уже сделала это, — почти застенчивосообщила она, и ее щеки слегка порозовели, — но лишь по памяти, а мне быхотелось написать ваш настоящий портрет, и со всей тщательностью.

— Принимай предложение! — как ни в чем не бывалопосоветовал Гвидо, облокотившись о покрытый чехлом клавесин. — Через месяцКристина будет самым популярным портретистом в Риме. Если сейчас несогласишься, тебе придется записываться к ней на прием и ждать своей очереди,как простому смертному.

— О, вам никогда не придется ждать своейочереди! — рассмеялась она и неожиданно вся пришла в движение, и еесветлые кудрявые волосы легко и пушисто заволновались. — Вы могли быприйти завтра? — спросила она уже серьезно. — Я горю желанием начатьваш портрет. — Глаза у нее были синими, почти фиолетовыми, и такимикрасивыми! Неописуемо. Он в жизни не видел таких синих глаз, как у нее, —Мы могли бы начать в полдень, — говорила она с легким дрожанием вголосе. — Я англичанка и не сплю днем, но вы можете прийти и попозже, есливам так будет удобней. Я хочу написать вас еще до того, как вы станете ужаснознаменитым и вас захотят писать все подряд. Это было бы очень любезно с вашейстороны.

— О, какие они скромные, эти талантливые дети! —усмехнулся Гвидо. — Тонио, молодая синьора говорит с тобой...

— Вы собираетесь жить в Риме? — пробормотал Тонио.Его голос прозвучал так слабо, что он не удивился бы, если бы она тут жеосведомилась о его здоровье.