Гагаи том 2 - Александр Кузьмич Чепижный

— Пожалуй, — закивал Пташка, взглянул на товарища. — Вот и предлог есть помянуть твоего дружка. Може, хватим по маленькой?

— Для меня это уже похмелка, — отозвался Сергей Тимофеевич. — Ты же знаешь, я не похмеляюсь, — И добавил: — Олега надо собирать в Москву. Вызвали сдавать вступительные экзамены.

— Ну, ну, — закивал Пташка. — А я, Серега, употреблю-таки свои боевые сто грамм.

21

Получив вызов на экзамены, Олег сразу же мотнулся в городскую железнодорожную кассу, взял билет на московский поезд. В оставшиеся два дня нигде не показывался, втихомолку готовясь к отъезду. Со своими он попрощался дома, нетерпеливо выслушав напутствия отца и матери. Ростислав высказал свои пожелания еще утром, торопясь на работу, Алена накануне умчалась мотоциклом в Ляпино, что на берегу Азовского моря. Туда ее направили из университета проходить летнюю практику в пионерском лагере имени Юрия Гагарина. Прощаясь, она против обыкновения не задирала Олега — обняла его, сказала: «Держись, братишка. Смелость — города берет. Удачи тебе...»

Его отъезд скорее напоминал бегство. Уже и расположившись в вагоне, все опасался появления Светки. И лишь когда поезд тронулся, у него будто гора с плеч свалилась.

А случилось то, чего и следовало ожидать: Светка понесла его ребенка. Олег, поначалу легкомысленно отнесшийся к ее словам, вдруг проникнув в их смысл, оторопел, растерялся... Потом на его лице отразилось неверие. Затем появился страх. Занятая своими переживаниями, Светка не видела всего этого. «Отец убьет меня», — обреченно сказала и прижалась к нему, словно ища у него защиты. Не слыша от него, онемевшего, поддержки, жалобно спросила: «Что же теперь, Олежка? Жениться нам надо поскорей, да?..»

Первой мыслью Олега было прогнать Светку, отказаться и от нее, и от ребенка, сказать, что пусть выпутывается сама, не рассчитывая на него. Но побоялся, как бы она не подняла совсем нежелательный ему шум.

Они шли вдоль глухой посадки. От нее в сторону городка раскинулось кукурузное поле, которое вплотную подступало к трамвайной линии, огибающей взметнувшиеся ввысь жилые кварталы. Еще дальше виднелись заводские трубы. Там кипела жизнь — суетная, шумная, напряженная. Ей задавали ритм неугомонные, торопящие время люди. А здесь, в задумчивой степной тишине, царила сама природа со своим извечным: «Всему свой срок». Спокойно и величественно донашивала земля зачатое весною, удовлетворенная бременем материнства. В этой естественности было что-то таинственное и прекрасное...

Молодые люди не видели окружавшей их мудрой красоты, не замерли перед ней в благоговении. Они были слишком взволнованы, эти неразумные, но уже успевшие возомнить себя владыками природы человеческие детеныши. «Ты его выбрось...» — не глядя на свою подругу, хмуро сказал Олег. Светка распахнула глаза — они более чем определенно выражали протест, негодование. Видимо, в ней уже просыпалась мать, готовая постоять за своего ребенка. Олег сжался под ее взглядом, сбивчиво заговорил о том, что ведь делают аборты, что им сейчас просто нельзя обзаводиться ребенком, что надо быть благоразумными... почему-то вспомнив о благоразумии не тогда, когда именно требовалось проявить это благоразумие. Он плел околесицу, а сам мучительно думал, что же теперь будет и как избежать ответственности. Снова было ухватился за мысль: а не пугает ли его Светка, не хочет ли таким образом женить на себе... И сам чувствовал несостоятельность своих подозрений. Сообразив, что не в его интересах озлоблять Светку, обнял ее, приласкал. Но, как и всегда было до этого, припав к ней, уже не мог воспротивиться сразу же пробудившимся желаниям. Воровато взглянув по сторонам, увлек не очень упирающуюся Светку в заросли, убеждая, что теперь уж все равно, что он вовсе не против, если Светка родит ему пацана, мол, ничего страшного в этом нет, так как они совершеннолетние и никто не вправе запретить им распоряжаться собою по своему усмотрению...

Олег стоял у вагонного окна, курил, смотрел на мимо проплывающие уже завечеревшие просторы, в мягком, приглушенном свете кажущиеся какими-то чуть ли не умиротворенными, элегическими, а думал все о том же, что так властно ворвалось в его жизнь, лишило уверенности и покоя.

Тогда, во время последнего свидания со Светкой, их, сам того не подозревая, всполошил Семен Коряков, подъехавший на «Москвиче» к посадке, хотя там и не было дороги, если не считать следа, промятого в жнивье машинами, вывозившими с поля зерно и солому. Он продрался сквозь посадку почти совсем рядом с ними, замершими в кустах, и ступил на кукурузную плантацию, ошкурил один початок, другой... Видно, эти были еще слишком молочными и он их бросил, пошел по рядкам вглубь. Воспользовавшись этим, они потихоньку выбрались из своего укрытия, убежали и вернулись в городок разными дорогами.

С тех пор, как Светка сказала ему о своей беременности, и потерял Олег голову. Домашние объясняли его нервозность предстоящими испытаниями, во всем ему угождая. А он даже не ощутил обычной предэкзаменационной лихорадки. Все его мысли и чувства были подчинены лишь одному стремлению: поскорее исчезнуть из Алеевки...

Поезд все дальше уносил Олега от дома, а ему казалось и от оставшейся позади какой-то несуществующей, вернее, не касающейся его опасности. Он приободрился, придя к заключению, что вообще не стоило волноваться, ведь Светка сама бегала за ним, пусть у нее и болит голова. А то уж очень возомнила. Вон как уничтожающе глянула на пего, когда дал добрый совет. А потом на эмоции нажимала: «Мне его жаль, нашего ребеночка. Я его уже люблю...» Не иначе разжалобить хотела. Только не на такого напала. Доказать тоже ничем не сможет. На нем следов нет. И никто не видел их вместе.

Так мысленно изворачивался Олег, а на душе оставалось неспокойно, сумеречно. Себе-то он мог признаться: предал Светку. Сбежал. Благо, причина уважительная. Но ведь не повидался, не простился с ней, не оставил никакой надежды...

— Разрешите пройти, — вдруг услышал он Светкин голос и вздрогнул, — испуганно обернулся.

Молоденькая проводница разносила пассажирам чай. Терпеливо подождав, пока он, справившись со своим, вовсе ей не понятным замешательством, посторонился, поблагодарила и пошла к крайнему купе. Она скорее походила на внимательную, радушную хозяйку, нежели на работницу, выполняющую обычные служебные обязанности. Спокойная, светлая улыбка делала еще привлекательней милое личико, а униформа, являющаяся, как известно, не лучшим женским нарядом, на ней выглядела даже элегантно. Особенно красила ее кокетливо надвинутая на бровь пилотка. На что уж Олег, которому по известной причине было не до девичьих прелестей, и тот невольно восхитился: «Стюардесса...» Но тут же, спохватившись, подытожил в своей пренебрежительно-скептической манере: