Дух Зверя. Книга первая. Путь Змея - Анна Кладова

может, особенно если тот начинает рыдать при виде крови на своих чистых ручках. Тьма его задери! Лис с раздражением глянул на шептуна, что, сидя на корточках, всхлипывал, размазывая пепел и сопли по лицу.

— Что ревешь, дурень?

— Грустно, — голос был печальным.

— Отчего это тебе, шептуну, грустно? — подпоясываясь, спросил нелюдь.

— Не могу быть с любимой женщиной, — Дарим горестно вздохнул, пересыпая серебристую пыль из ладони в ладонь.

— С любимой же…? — Лис осекся, припомнив, что этот хиляк не может разговаривать.

— Слишком много страданий, — снова донеслось до Рыжего. Он вскочил и, подойдя к шептуну, схватил того за подбородок, резко и грубо повернул лицом к себе.

— Ну-ка, открой рот!

Шептун, от страха округлив голубые глаза, послушно раззявил рот, показывая обрубок языка. Лис нахмурился, с силой сжимая локоть Дарима.

— Повтори, что ты только что сказал.

Губы шептуна дрогнули, мягкие черты лица резко изменились, заострившись, глаза налились чернотой.

— Отцепись, кретин! — злой и надменный голос звучал прямо в голове Лиса. — Мне больно!

Нелюдь, пораженный увиденным, разжал пальцы, и Дарим выскользнул из цепкой хватки. Дарим? А Дарим ли это?

— Ты кто такой? — пристально вглядываясь в знакомый лик, проговорил Рыжий.

— Не твое собачье дело, ублюдок! — пробормотал черноглазый, растирая синяк на плече.

— Так это ты убил Сокола? — осененный неожиданной догадкой, спросил Лис. Шептун зло оскалился, до боли знакомо щуря темные буркала.

— Он занял чужое место!

Дарим сморгнул, вновь обретя прежний облик, и удивленно воззрился на йока, всем своим видом вопрошая: чего тебе надо?

— Ай да Альба! — уперев руки в боки с некоторым восхищением произнес Лис, качая головою. — Вот гаденыш, тьма ему в печень! Ни словом не обмолвился о том, что этот белобрысый сопляк — мой шептун! Предатель!

Нелюдь вдруг стал серьезен, задумчиво разглядывая парня.

— Ты, значит, хочешь быть со Змеею?

Тот кивнул.

— Что ж, пойдем обсудим эту … возможность.

* * *

В колодце, куда ее, скованную неимоверным количеством металла, бросили йоки, было холодно и сыро. Склизкая решетка, отделявшая пленницу от воды, каменные стены, мерзлые, будто сложены из кусков льда, острый запах плесени — такова была ее новая темница. Олга тихо плакала, свернувшись клубком на железных прутьях. Время, такое знакомое и предсказуемое, свернулось в тугую спираль и остановилось, достигнув своей конечной точки, а та прямая, что отделяла данный момент от назначенного конца, словно каучуковая лента, тянулась медленно, долго и однообразно.

Ей было очень больно. Тихо пульсировала незаживающая рана под сердцем, кровоточила и гноилась, обдавая жаром холодеющее тело. То, что произошло — внезапная и страшная смерть любимого человека… хм, человека… превращали остаток ее жизни в сущий ад, а казнь — в избавление от страшных мучений. Оковы давили, мешали дыханию, затворяющий металл на этот раз жег кожу на запястьях и лодыжках, и она знала, что там останутся струпья, когда браслеты снимут с ее обезглавленного тела.

Все кончено! Наконец-то…

Кажется, она уснула. Или просто измученное сознание оставило на время истерзанную душу.

— Эй, Змея.

Шепот доносился сверху — громкий, испуганный и настойчивый.

— Это Ящер. Ты что там, мрак тебе в душу, уснула что ли?

Она приподняла голову, звякнув цепями, и устало спросила:

— Чего тебе?

Сверху послышалась возня, и в круглую шахту колодца, с глухим стуком ударяясь о стены, ссыпалась веревочная лестница. Проворный йок с легкостью скатился вниз по деревянным плашкам и торопливо принялся снимать тяжелые цепи, с некоторой дрожью в пальцах орудуя ключом.

— Волнуешься? — безучастно глядя на своего палача, холодно спросила она. Ящер вздрогнул и выронил ключ, тихо и злобно ругнувшись вдогонку мягкому всплеску воды. Осталась одна цепь, та, что связывала ноги. Нелюдь опасливо глянул в проем над головою, прислушался, и, перекинув легкое тельце через плечо, пополз обратно. Олга даже и не думала сопротивляться. Боязливо озираясь, Ящер усадил пленницу на каменный обод колодца и попробовал вручную разъять звенья. Она с полным безразличием наблюдала за его бесплодными попытками, про себя отмечая, как вздуваются вены на тонкой шее парня, как скрипят от натуги суставы пальцев, а также тишину предрассветных сумерек и их полное одиночество на продуваемой промозглым утренним ветерком площади. Сколько она сидела в этом колодце? Сутки, а может двое? После очередной неудачи Лысый прекратил терзать цепь и, аккуратно подняв Змею на руки, двинулся к дому советов. Олга ожидала, что йок, соблюдая какой-то неизвестный ей ритуал, отнесет ее в главную залу и оставит там, привязанную к железному кольцу в центре, размышлять над своим проступком, но Ящер повел себя иначе. Обойдя дом, он двинулся к лесу, взобравшись на взгорок, остановился и, нервно косясь единственным глазом на поселок у себя за спиною, опустил Олгу на землю и отступил.

— Беги к морю. Спеши, у тебя мало времени, — отвернулся и зашагал обратно в деревню, ссутулившийся и напряженный, так ни разу и не взглянув на Великого Духа.

Олга молча развернулась и, не оглядываясь, побежала в чащу. Неожиданный ход ее злейшего в клане Княжьего острова врага дал Змее шанс избежать смерти и наполнил ее душу сильнейшим, почти животным страхом этот шанс упустить. Как дикий зверь, не ведая дороги, неслась она через лес, презрев пульсирующую боль в лодыжках, стертых до кости оковами, и невозможность делать полноценные шаги из-за короткой цепи, которая к тому же цеплялась за всякую мелкую преграду — куст или камень, и Олга спотыкалась, а иногда и падала, расшибая локти и колени в кровь, но все равно поднималась, подстегиваемая страхом, и бежала дальше, чувствуя погоню. В конце концов, пытаясь перескочить небольшой овражек, она зацепилась за корягу, неловко скатилась вниз, уткнувшись лицом в мшистый перегной, и замерла, оглушенная и обессиленная. Несколько секунд она слышала лишь ноющую боль вывиха в предплечье да бешеный стук крови в висках, но приспособленное к нагрузкам сердце быстро успокоилось, и Олга почувствовала чье-то присутствие. Она резко вскинула голову и зажала руками рот, чтобы не закричать. Там, по ту сторону оврага, опершись на искореженный ствол молоденькой березки, стоял Лис: черное от спекшейся крови лицо, твердый лоснящийся колтун на голове, грязная, все в той же чужой крови рубаха, жесткими складками топорщившаяся на рукавах и груди — все это заставило память Олги воскресить столь тщательно и глубоко похороненные воспоминания. Ужас накрыл отупляющей волною, когда это окровавленное чудовище из самых страшных сновидений легко и бесшумно соскочило на дно оврага и сделало шаг навстречу Олге. Прикусив палец одной руки, чтобы ненароком не заорать во всю глотку, второй рукою помогая себе, она отползала от надвигающегося кошмара,