Конфуций и Вэнь - Георгий Георгиевич Батура
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мандеи – а к ним относится и создатель Четвертого Евангелия – имеют совершенно другое представление о «многообразии» Света и о его проявлениях. Например, в их Писании есть «свет зива» и «свет нхура», причем, зива – выше. Для различения между этими «светами», зива переводится как «сияние». Тот свет, который мы видим своими глазами, – это нхура. «Поведай мне о Сиянии (зива) и Свете (нхура)… Сияние (зива) – это Отец, а Свет (нхура) – Мать» – так сказано в одном из самых тайных списков (см. «Мандеи…», стр. 258). А для нас, христиан, – это «один и тот же» Свет. И далее леди Дровер пишет следующее:
Утверждение, что «зива», сизигий «нхуры», – это активное, творческое, мужское начало, а свет («нхура» – Г. Б.) – начало воспринимающее, пассивное, женское, – встречается неоднократно. В ATS («1012 вопросов» – это и есть тот «тайный свиток», о котором мы только что упомянули – Г. Б.) Хибиль-Зива (носитель Света, Авель – Г. Б.) говорит следующее:
Что касается этих двух тайн – «зива» и «нхура», знай, что они древние Праотец и Праматерь. Чистое золото – таинство (символ) Отца, его имя – Сияние. Серебро – таинство (символ) Матери, и его имя. – Свет. Символ Отца – Корона, и ее имя – Сияние; миртовый венок – символ Матери, и его имя – «Да будет Свет». «Владелец короны» (священнослужитель) связан с таинством Отца. Мандей (то есть мирянин) и его жена связаны с таинством Матери.
Здесь следует отметить, что и евангельский «Отец» (вспомним молитву: «Отче наш, иже еси на небесех…») тоже взят Христом из назируты, которую этот тайный текст призван растолковывать. Более того, отсюда также хорошо видно, что человек может видеть как бы «два» различных Света, и оба – «нетварные», т. е. божественные: один, низший, – «серебристый», и другой, более высокий по духовному уровню, – «золотистый». Евангельское «Преображение Христа» на горе Фавор (такого названия горы в евангельском тексте нет, оно рождено церковным Преданием), когда Он просиял перед апостолами неземным Светом (заметим, светом «белым, как снег», т. е. «серебристым» – Материнским, по представлениям мандеев), еще больше упрочило позиции тех, кто свечение считает высшим совершенством человека (не акцентируя оттенков этого света).
И в данном случае нам целесообразно привести примеры или вспомнить аналогии такому свечению в других важных духовных текстах человечества. В «Гомеровском гимне» К Деме́тре точно так же просияла перед царицей Метани́рой греческая богиня Деметра, которая за минуту до этого «окунала в огонь» сына этой царицы, Демофонта, делая его бессмертным. Деметра и ее дочь Персефо́на, которую бог Га́деса (Преисподней) – Аид (или Плу́тос) увлек на четверке коней в свое царство Тьмы, чтобы сделать ее своей женой, – это «Две богини» (стандартная формула Элевсинских ми́стов), которым эллины поклонялись во время проведения всегреческих Элевсинских мистерий. То есть это те богини «Ада-Рая», которые определяют для человеческой души посмертную участь, – в зависимости от того, как этот человек прожил свою земную жизнь. Обратим внимание читателя на тот факт, что обе эти богини – «женщины», т. е. они олицетворяют собой божественное женское начало, Материнское, точно так же, как и мандейский «дух» Руха.
Существует еще один показательный пример подобного «свечения» Бога. В Бхагавад Гите, в центральной главе этого священного текста Индии, бог Кришна являет воину Арджуне свой «Вселенский образ» (вишвару́па) в виде некоего чудовищного монстра-великана, пожирающего своей окровавленной пастью с клыками (слово «клыки» повторяется в этом тексте несколько раз) все живое, включая военные колесницы, коней, слонов и всё то войско, которое готово начать сражение с воинами Арджуны. Но до показа своего подлинного ужасного «звериного облика» Кришна просиял перед Арджуной нетварным Светом, многократно превышающим свет тысяч солнц. Отметим при этом также то, что полным аналогом этому звериному облику Кришны является древнее китайское тао-тэ – образ или изображение какого-то мифического «пожирателя» или «обжоры», который повсеместно встречается в искусстве Шан-Инь и исчезает в бронзе Раннего Чжоу. Тао-тэ – это, фактически, одна чудовищная раскрытая пасть.
Все буддийские тексты, включая описания многочисленных «будд», свидетельствуют о том, что «видение Света» и свечение самого человека – это и есть та высшая духовная планка, которую преодолевают немногочисленные приверженцы этого учения. Но и традиционная йогическая практика в своих опытах ориентируется на те или иные явления Света. В свою очередь в христианской литературе существуют многочисленные описания того, как монахи (особенно в состоянии молитвы) начинали излучать свет; а над келией, где ночью молилось сразу несколько монахов, стоял «столб света». Вспомним при этом древнее свидетельство очевидцев, сообщающих о том, что во время проведения Элевсинских мистерий (а они проводились ночью) над храмом Телестерио́н, где и собирались ми́сты, которые получали посвящение в мистерии, был виден огромный столб пламени (при этом сам Храм почему-то не сгорал, а оставался целым). То есть и здесь тоже мы видим «столб света».
В зимнем Саровском лесу перед помещиком Мотовиловым вдруг стал светиться старец Серафим, монах Саровского монастыря – так, что Мотовилов вынужден был отвести глаза в сторону («Не могу, батюшка смотреть, потому что из глаз ваших молнии сыпятся. Лицо ваше сделалось светлее солнца, и у меня глаза ломит от боли!..»). Но и в воспоминаниях о знаменитом индийском святом – мистике Шри Рамакришне, который жил во второй половине XIX века, – тоже говорится о том, что «могло показаться, что он (Шри Рамакришна) окружен языками пламени», т. е. этот святой пребывал в сиянии.
В своей книге «Мефистофель и андрогин» Мирча Элиадэ, румынский исследователь религий, рассматривая «опыты мистического света», приводит описание первого случая видения Света у знаменитого христианского святого Симеона Нового Богослова. Однако, то, что мы здесь читаем (взято из «Жизни Симеона», составленной Никетием Стефатосом), – это стандартный опыт «открывшегося Неба» (как над евангельским Христом). У Симеона этот опыт случился в ночное время, и поэтому для него самого главным в этом откровении был именно Свет. Если такой опыт происходит днем, в этом случае он имеет словесную формулировку в виде «раскрывшегося Неба». Все остальное описание этого опыта, которое мы читаем у Стефатоса, включая сам золотистый Свет, – идентично с «раскрывшимся