Игла и нить - Кэри Томас

Девочку охватил страх, от которого она не могла убежать, – как можно убежать неизвестно от чего?

– При чем тут любовь? – спросила она.

– О, все проклятия начинаются с любви.

Анна подумала о ненависти тети ко всему, что связано с любовью, о ее предупреждениях и внезапном интересе к Питеру… Неужели их семейное проклятие началось с любви?

Яга подошла к девочке и прошептала ей на ухо:

– Все, что тебе нужно, у тебя уже есть. А теперь оставь старуху в покое.

Анна заметила в витрине магазина у себя за спиной отражение Эффи с Аттисом – он душил девушку точно так же, как отец душил мать Анны.

Девочка резко обернулась, больше всего на свете желая лишь одного – чтобы кошмарное видение исчезло.

– В чем дело? – спросил ее Аттис.

– Все в порядке.

Анна повернулась к Яге, но старушка была уже далеко – она спешила вниз по улице, толкая тележку перед собой, а люди разбегались, чтобы дать ей пройти.

На обратном пути между ребятами повисло ошеломленное молчание. Разум Анны все еще тонул в темном омуте глаз странной старушки.

Внезапно Аттис захихикал каким-то неестественно высоким – по сравнению с глубиной его обычного голоса – смехом:

– Ненавижу фразу «я же говорил», поэтому попытаюсь переформулировать. Я оказался прав. Эта женщина – настоящая психопатка. Сбежавшая из психушки строгого режима. Проклятия, пророчества, загадки… Какая чушь!

– Однако она весьма могущественная, надо отдать ей должное. – Бледная как полотно, Эффи переводила взгляд с Аттиса на Анну и обратно. – Те видения-химеры, которые она нам показывала, вы ведь тоже их видели?

Они завернули за угол и оказались на главной улице Брикстона, где их встретила огромная толпа людей. Анне пришлось обходить ее стороной, и ребята разделились. Впрочем, девочка была благодарна за внезапную паузу в их разговоре – она не хотела отвечать на вопрос Эффи. Ей не хотелось описывать свои видения. Интересно, что видела Эффи? Анна повернулась и встретилась с Эффи взглядом. На секунду между ними разразилась безмолвная битва. Ни одна из них никогда бы не призналась в своих видениях. Анна вспомнила сплетенные тела Эффи и Аттиса, руки Аттиса на шее Эффи – подобные образы было не так-то просто выкинуть из головы.

– Надо отдать ей должное, драматизировать она умеет, – мрачно заметил Аттис. – Анна, надеюсь, ты не восприняла ее слова всерьез?

– Какие именно? Что я проклята? Что надежды нет? Что я умру?

– Типа того.

– Правда скрыта на листе. Зеркало прячется внутри зеркала. Зеркало – это ключ.

– Планируешь гоняться за призраками? Эти бесплодные поиски могут быть опасными… – предостерег девочку молодой человек. – Слушайте, тут на рынке есть отличная пиццерия. Предлагаю утопить наши печали в плавленом сыре.

– Я, пожалуй, поеду домой. Мне нужно привести мысли в порядок, – сказала Анна.

Она уже начала спускаться в метро, когда Аттис схватил ее за руку:

– Если ты сейчас пойдешь домой, то будешь переживать всю ночь.

Эффи громко закашлялась.

– Я тоже поеду домой, – заявила она.

Анна тут же сбросила руку Аттиса и посмотрела на Эффи. Девушка стояла, скрестив руки на груди, на верху лестницы, ведущей на станцию метрополитена, загораживая проход всем, кто торопился спуститься вниз. Анна не ожидала когда-нибудь услышать от Эффи, что она собирается остаться дома в пятницу вечером.

– Эй, а как же плавленый сыр? – крикнул Аттис Анне вдогонку, но девочка была уже на полпути вниз.

Впереди послышался грохот очередного поезда, напомнивший Анне смех сумасшедшей старушки.

В настоящее время полиция пытается связать между собой так называемые неестественные события, число которых неуклонно растет. Что за ритуал пытались провести безликие женщины несколько месяцев назад на Елизаветинской башне? Была ли их смерть попыткой высвободить какую-то темную силу, которая теперь гуляет по столице? – спрашивает Халден Крамер, руководитель отдела по коммуникациям Института исследования организованного и ритуального насилия.

Анна выронила из рук газету, статью из которой только что прочитала вслух своим подругам.

– По-моему, это какой-то бред, – отозвалась Роуэн. Девушки, как всегда, сидели за их столиком в общей гостиной. – В смысле, что это вообще за Институт исследования организованного и ритуального насилия? Мне кажется, полиция правильно делает, что не прислушивается к их мнению.

– Но люди явно чувствуют, что здесь что-то не то, – и, главное, наузники это чувствуют! – Они уже почти готовы назвать безликих женщин, – Анна понизила голос до едва слышного шепота, – ведьмами.

– Да люди и так уже называют их ведьмами. – Роуэн сунула Анне под нос свой телефон, на экране которого светились различные комментарии в ответ на последнее заявление Крамера. – Но ничуть не меньшее количество народу утверждает, что они инопланетяне. Очередные теории заговора.

– К тому же все это – желтая пресса, что газеты, что сайты, – возразила Эффи. – Не серьезные СМИ.

Анна с раздражением выковыряла муху из своей еды. Настроение у нее было отвратительное. Были ли сообщения в газетах близки к правде или были всего лишь слухами, тетино недовольство только росло. Анна продолжала ломать голову над загадкой Яги. А в школе дела обстояли хуже, чем когда-либо. Девочка надеялась, что за каникулы слухи поутихнут, но они лишь затаились на время, а затем стали расти как на дрожжах, подпитываемые свежими домыслами и перешептываниями. Мухи носились по коридорам, бились в окна; они дохли, гнили, размножались, заполняя разум Анны темным туманом. Дезинсекторы не смогли выявить источник проблемы и рекомендовали временно закрыть школу. Однако этому решению воспротивился упрямый директор Конноти.

– Что насчет школьных слухов? – резко спросила Анна. – Они тоже никуда не деваются.

– А становятся лишь интереснее, если ты это имеешь в виду, – сказала Эффи.

– Вы видели, что вчера написала о нас Дарси? – поинтересовалась Мэнди.

– Нет.

– «МУХИ И ЛОЖЬ. МУХИ И ЛОЖЬ. ШЛЮХА. НИКТО. НЕПОРОЧНАЯ ДЕВА МАРИЯ. ЧУДИЩЕ. ОНИ СТОЯТ ЗА ВСЕМ ЭТИМ!» – с восторгом процитировала Эффи.

– Все уверены, что она просто завидует, – отмахнулась Роуэн. – Что, кстати, правда.

– Вы слышали, что йога-класс Коринн прикрыли? Потому что она продолжала на всех орать. – Мэнди захихикала.