Парень с большим именем - Алексей Венедиктович Кожевников

пытались выведать от Лешки, куда же он ходил и что там видел. Но Лешка напустил на себя такую немоту, что Матрена, встретив Грачева, шутя упрекнула его:

— Подменил ты мне парня. Где, как, что — ну ни слова. Неподступен, как генерал.

— А ты и не тяни его, — отозвался Грачев серьезно. — Смолчать иной раз и большому трудно. Сама, чай, знаешь. А маленькому вдвойне.

* * *

Ваничи жали, молотили, копали картошку, убирали огороды, сады, перевозили урожай в Березовый лог, и немцы не чинили им ни малейшей помехи. Кто-то невидимый, незнаемый, но несокрушимый заслонил ваничей от немецких приказов и карательных отрядов. Ни в Ваничах, ни около немцев больше не видели. Время от времени возникала о них молва, но можно было подумать, что это уже слышанная, почему-то воскресшая старина. Молва из раза в раз была одна и та же: в Ваничи шел немецкий карательный отряд, на дороге его перехватили партизаны и перебили. В молве менялась только численность отряда, сперва называли шесть человек, потом тридцать и, наконец, около ста.

С наступлением осенних дождей и бездорожья затихла и молва. Ваничи так успокоились насчет немцев, что стали поговаривать: «А не зимовать ли в деревне? Надо ли в Березовом логу огород городить?»

Жена бригадира Никиты даже вынесла этот разговор на общее колхозное собрание. Но Матрена сказала:

— Подождите недельку. Я разузнаю как следует, и тогда видно будет, стоит ли говорить.

Она послала Лешку к степаничам, которые таились в другом логу, пригласить Грачева в гости. Грачев пришел вдвоем, опять с тем же человеком, который разговаривал с Матреной у березы. На этот раз он не торопился: внимательно осмотрел весь лог, весь табор, спросил, сколько у ваничей скота, хлеба, картошки, и, слушая Матрену, повторял:

— Богато, богато.

— А благодарить, кроме вас, никого и не знаем, — посетовала Матрена.

— Не беда. Подождут. Спасибо не гниет, не стареет.

— Я не о спасибе. Видели, сколько у нас добра, а другие люди могут быть в крайней нужде.

— Могут.

— Как же выручить их, поделиться с ними?

— Вы со мной поделитесь, пока за всех со мной. А потом разберемся. Обиды никому не будет.

Матрена давно подозревала, что именно этот неведомый человек хранит ваничей, он и есть та несокрушимая стена, которую никак не могут пробить немцы. Тут же она окончательно уверилась, что подозревала верно.

— Поделимся от всего сердца, — сказала она. — Как вас зовут-то.

— Товарищ Илья.

— Поделимся чем угодно.

— Мне много надо.

— Берите любую половину.

— Половина не потребуется, а треть возьму, — усмехнулся. — Это называется — сбавил. Да, треть, Матрена Николаевна, считай за мной. Брать буду не сразу, а по частям: у меня с кладовыми плохо.

Матрена пригласила гостей к столу. Она приняла их у костра, но уже под кровлей, в дощатом шалаше. Окинув взглядом щелеватый шалаш, она сказала, что на зиму ваничи стремятся в деревню: немца-де нет, а зимой и подавно не будет.

— Для кого нет, а для кого сверх меры, — сказал товарищ Илья и покосился на Грачева.

— Матрена Николаевна, если двинется кто, немедленно сообщи мне. — И Грачев так сжал в руке яблоко, что меж пальцев брызнул душистый сок. — Немедленно, с гонцом!

На этом разговор о переезде на зиму в деревню кончился. Не поднимался он больше и на колхозном собрании, потому что вскоре налетели немецкие самолеты и подожгли деревню Ваничи. Из ста четырех дворов уцелело только восемь.

* * *

Осенью товарищ Илья и Грачев опять приехали в Березовый лог к Матрене. На этот раз уже сами, без позва. Матрена начала накрывать стол, но товарищ Илья остановил ее:

— Это для кого? Для нас ничего не надо. Сегодня мы не в гости, а, наоборот, сами с позвом. Не все нам ходить, настало время и к нам. Матрена Николаевна, вы в ваших хлопотах и заботах не забыли, что скоро праздник?

— Помню, пока не совсем отбило память, готовимся.

— Так вот, в канун, значит, шестого, к вечерку убедительно просим к нам. У нас переночуете, а утром можете назад, праздновать у себя. Прихватите с собой человек трех-четырех. Подходящих, сами понимаете. Дедушка Лука, тебя зовем, приезжай обязательно!

Тут Лешка не выдержал и возгласил:

— И я поеду!

— А тебя зовут? Ты слышал? Нет, Куда же поедешь, за дверью на морозе топтаться? Мал еще по гостям ездить. Иди к Анке в угол! — зашумела Матрена. — Набиваться, навязываться — нехорошо.

— Да, мал… А когда вам надо чего-нибудь, тогда не мал, — нехотя пятясь в угол, забубнил Лешка.

— Это ты о чем?

— Сами знаете. Обо всем.

Тут в разговор встрял Грачев:

— Матрена Николаевна, возьми его.

— Я ведь не знаю, можно ли.

— Можно. Я Лешку хорошо знаю. — Грачев взъерошил повеселевшему Лешке волосы. — Вместе ходили. И еще пойдем.

— Пойдем! — воинственно сказал Лешка. — Только и мне автомат либо револьвер, голоруким не пойду.

— Ну уж и не пойду! — Грачев засмеялся. — Пойдешь, по глазам вижу.

— Хорошо, приедем. Спасибо, — сказала Матрена. — Подарочек привезем. Только вот… — Она замялась: спросить прямо, сколько у товарища Ильи людей, было неудобно. — Много ли, к примеру, взять яблок?

— Берите больше, — сказал, улыбаясь, Грачев.

— Да мы не скупимся. Я не к тому спрашиваю. А чтобы складненько вышло, чтобы не резать на дольки.

— Богата яблоками — нагрузи возок. Если к целому еще по дольке прибавим, никто не обидится, — ответил товарищ Илья.

А Матрена порадовалась про себя: «С возок… Если и по два, по три яблока каждому — все равно защитников у нас немало». Потом спросила:

— И куда же нам ехать? Я