Селянин - Altupi

Из-под ворот последнего домовладения вынырнул знакомый чёрный пёс и, лая во всю глотку, понёсся за «Пассатом», привычно проводил до большака.

По асфальту стало ехать задорнее. Кирилл включил радио, в колонках заиграла зарубежная попса. Странной цепочкой ассоциаций от работы к петухам, кошачьим яйцам и бабке Липе его мысли добрались до Мишани. Дорога была дальней, говорить всё равно о чём-то надо, и Кирилл спросил по принципу «была-не была»:

— Что у тебя с отцом? Если не хочешь, конечно, не отвечай. — Он бросил взгляд на Егора, тот напрягся, стал суровее архангела с карающим мечом, плотно сжал губы. В таком его состоянии ответа ждать не приходилось. Но спустя пару километров тишины Егор ответил и слова произносил через силу, чем очень напоминал свою мать.

— Он номинально нам отец. Биологически.

Кирилл посмотрел на него долгим взглядом, за что поплатился тряской по ямам. Кивнул, будто понял. Решил не продолжать, но потом продолжил:

— Он давно вас бросил, да?

— Когда Андрейка родился.

— А почему? — Кирилл искренне не понимал, он жил хоть и в бездушной семье, но речь никогда не заходила о разводе, по крайней мере, в его присутствии. У приятелей и знакомых семьи распадались, но его это особо не волновало.

— Сказал, что Андрей не от него, — ответил Егор. Каждое слово, каждый звук он произносил с неохотой, будто вырывал из себя, а после плотно сжимал губы и глядел точно прямо перед собой. Но если совсем не хотел рассказывать, молчал бы как партизан — в этом он был мастер.

— Но Андрюха же похож на него… — Кирилл вспомнил фотографию и про себя обозвал Мишаню ебучим козлом.

— Похож.

— И мама Галя не пробовала доказать отцовство? Через суд такое делается. Экспертизы всякие… И сейчас видно, кто его отец.

Егор повернул голову, в глазах блестела непримиримость.

— А зачем?! — спросил он и снова уставился на дорогу, убрал из голоса гнев. — Отцовство — лишь повод. У него была любовница, дочь заместителя губернатора. Мне девять лет было, я плохо помню, да и не всё мне, ребёнку, докладывали… Мы в областном центре жили, я в школу ходил, мамка работала бухгалтером на заводе, а он — в областной администрации водителем. Потом мелким чиновником перевёлся, там и познакомился…

— Сука… — процедил Кирилл в адрес Мишани. Внутри бурлило негодование. Если бы он услышал эту историю о посторонних людях, ему было бы плевать, но тут обидели его родных и любимых. — Ребёнок-то тут при чём? Признал бы и шёл на все четыре стороны. Все так делают.

— Его бы с детьми не приняли… Дочь заместителя губернатора и обычный специалист уже не равны, а если у него ещё прицеп из двух детей, на которых надо платить алименты… Перед ним замаячили должности, перспективы. Он, — Егор упрямо называл отца местоимениями, — полностью переменился, я его не узнавал. Стал орать, устраивал скандалы, поднимал руку. Когда маму выписали из роддома, он выгнал нас из квартиры. — Егор умолк. Видимо, воспоминания давались ему совсем тяжело.

— Вот мразь… — поддержал его Кирилл. — Надо было его засудить. Вместе с этой сукой.

— Я бы засудил, да маленький ещё был. А маме некогда было.

Кирилл тоже не сразу нашёлся, что сказать. Подумал, что на выбор профессии Егором повлиял этот случай.

— Именно тогда вы в деревню вернулись? — спросил он, предполагая утвердительный ответ, и не угадал. От дальнейшего рассказа у него волосы встали дыбом.

— Нет. Для нас он благородно подыскал комнату в общежитии. Двенадцатиметровую. На пятом этаже без лифта, в окружении алкашни. Тогда я мало что смыслил, а теперь понимаю, что это было сделано намеренно: ему нужно было, чтобы мы пока оставались в городе. Подвело и то, что мама хотела, чтобы я учился в городской школе, продолжал посещать секцию рукопашного боя. Он приходил и давил на мамку, требовал, чтобы она признала, что и я не его сын, и оформила это официально. Мамка отказывалась. Скоро её, когда она ходила в магазин или гулять с Андреем, стали преследовать какие-то люди, мужчины, угрожали. Они и за мной ходили, когда я из школы возвращался.

— Уроды, — прошептал Кирилл, но Егор этого не заметил, с жаром изливал свою злость:

— Однажды они всё-таки перешли от слов к делу… Это было поздней осенью, темнело рано… Мы гуляли во дворе втроём, я побежал за дворовой кошкой, она шмыгнула за угол. Когда ее догнал и стал возвращаться, увидел, что маму окружили трое типов. Я испугался и остановился. Они ей что-то говорили. Потом один ударил её по лицу, а второй перевернул коляску в грязь. Я помню, как заплакал Андрей и закричала мама. И тогда тот, кто ударил её, достал что-то из кармана… мне показалось, это была маленькая гантель… и замахнулся. И тогда закричал я. Наверно, благодаря этому удар пришёлся не в затылок, а ниже, в шею, в основание черепа. Спас ещё высокий воротник куртки, а шапка слетела… И только тут… только тут прохожие зашевелились. Там ходили люди, и никто не обращал внимания, что женщину бьют.

— Уроды, — с силой сжимая руль, прошипел Кирилл, пока Егор переводил дух. До города оставалось немного, на горизонте виднелись крыши промышленных строений.

— Вызвали скорую. Маму госпитализировали. С Андреем, слава богу, ничего не случилось. К нам приехала бабушка. Она не принимала никаких отговорок и, когда маму выписали, увезла всех в Островок. Мамка, правда, уже не возражала ради нашей безопасности. Её уволили с работы, хотя она была в декретном отпуске. Он больше не появлялся в нашей жизни. Через какое-то время мы узнали, что он сделал документы, с помощью взяток и связей, конечно, по которым я признан не его сыном. После этого он женился и взял фамилию жены и, соответственно, её отца, заместителя губернатора, получил чистенький паспорт. Теперь, как видишь, он сам председатель правительства.

— И он о вас больше не вспоминал? А алименты?

— Алименты на чужих детей?

— Ну да… я не подумал.

— Мама бы всё равно не подала на алименты или в суд. Ни на него, ни на тех трёх типов, которых не нашли. Да и не искали, я думаю. Кто гарантировал, что однажды наш дом в деревне случайно не загорится посреди ночи, а дверь при этом не окажется заблокированной?

— Блять! — Кирилл негодовал, даже перед глазами плыло. — Но нельзя же так оставлять! Он там жирует, в правительстве своём, а вы в деревне…

Они въехали в город, дорожное полотно стало хуже. Окраина утопала в пыли