Селянин - Altupi

минета — сон Егора важнее. Во рту ещё оставался вкус его члена и смазки, и для Калякина это было большим событием. Событием в победе над своими дремучими стереотипами. Событием, знаменовавшим ещё один новый этап их отношений. Кирилл сжал ладонь Егора и так и уснул, не ощущая больше духоты.

53

Воскресенье решили сделать днём стирки, и погода выдалась под стать — солнечная, жаркая, со знойным южным ветром. Вернувшись из города, Егор и Кирилл натаскали воды, поставили греться на газ в двух больших кастрюлях и в ведре кипятильником. Затем начался шмон, разбирали вещи, всё грязное складывалось в тазы и выносилось на улицу, в том числе поменяли постельное бельё. Ворох получился внушительный: у одного только Кирилла несвежей одежды была целая сумка, с которой он приехал. Стирка пришлась ему кстати.

Стиральную машинку Егор вытащил во двор, поставил под окна, протянул удлинитель. Это был небольшой агрегат с баком для стирки и центрифугой, современной модификации. В нерабочие периоды машинку, как выяснилось, прятали в маленький чулан, располагавшийся в простенке между верандой и кухней. Дверь туда Кирилл, естественно, видел сто раз, но никогда не задавался вопросом, что за ней. Ну, не обладал он любопытством, как принцессы в сказках, которых хлебом не корми, дай проверить весь замок и сунуть нос в потайные комнаты. Кроме машинки, в чулане стояли включенные холодильник и морозильная камера, а также платяной шкаф и сундук. Всем им было тесно вместе.

Кирилл помогал, не отказывался, делал всё, что ему говорили, тем более платили за это поцелуями. Андрей, как всегда, в это время дня занимался варкой еды скотине, приспособился управляться с этим одной рукой.

Егор попробовал воду в одной из кастрюль, огонь под которой горел на полную мощность, и отдёрнул палец.

— Горячая? — спросил Кирилл. Он сидел на стуле, положив локти на обеденный стол. Уже замучился за утро.

— Ещё недостаточно, — ответил Егор и повернулся к нему. — Кирилл, ты не против опять картошкой заняться? Дополоть надо. Не за один день.

— Конечно, — беззаботно согласился Калякин. Его мышцы, словно назло, тут же налились тяжестью.

— Тогда иди. А мне перед стиркой надо мамке постельное поменять и искупать её. Так что во двор полчасика не заходи.

— Ты во дворе её купаешь? — удивился Кирилл, хотя никогда не задумывался, как происходит этот процесс, и как вообще ухаживать за лежачими больными. Егор всегда ухаживал за матерью в его отсутствие или в её комнате, давал какие-то лекарства, натирал вонючими мазями, поворачивал, менял подгузники, обмывал влажными салфетками.

— Летом во дворе. На раскладушке удобно — материя высыхает, а вода в землю впитывается.

— Хочешь, я тебе помогу?

— Поможешь? — Егор усмехнулся. — Нет, она тебя стесняется. Она же женщина, а ты посторонний парень.

— Я сейчас обижусь, — заявил Кирилл. — Никакой я уже не посторонний, чего меня стесняться? Ты тоже парень, а тебя не стесняется.

— Я же сын. Да и нет другого выхода. Кто, если не я? Сиделка — это лишние расходы. К тому же не найдёшь её в нашей глуши.

— И не факт, что сиделка лучше тебя сделает. Давай я хотя бы раскладушку поставлю и маму Галю вынесу? А потом смоюсь с глаз долой. — Кириллу не хотелось идти полоть картошку, ему приятнее было поболтать с мамой Галей, которая говорила пусть медленно, но всегда что-нибудь доброе.

— Ладно, — улыбнулся Егор и, подойдя, поцеловал. Эта ласка вознаграждала Кирилла за все его труды и усилия по перебарыванию лени. Он вспоминал вкус его члена. Воспоминания, конечно, потускнели за ночь, поэтому хотелось попробовать ещё.

Галину пришлось будить — от лекарств она много спала. Егор сделал это нежно, потрогав за плечо. В комнате сильнее, чем во всём доме, стоял запах больницы.

— Мам… пора… сегодня воскресенье…

— Идите-ка ко мне на ручки, — с широченной улыбкой позвал Кирилл. Он уже сбегал, взял хранившуюся на веранде раскладушку и поставил во дворе головой против солнца. — Вы не бойтесь, мам Галь, я вас не уроню. Я вон даже покрупнее Егора, а за лето в деревне, мне кажется, ещё мускулов накачал.

После такой пламенной речи взгляд женщины стал спокойнее и доверительнее, а вот Егор заволновался, когда его парень подхватил Галину на руки. Комнатка была тесной, и Кирилл поспешил оттуда выйти, стараясь не задеть стены и мебель головой или ногами своей живой ноши. Мама Галя была до изумления лёгкой, телом походила на тряпичную безвольную куклу. На ней была тонкая белая ночная сорочка, застёгивающаяся спереди на пуговицы, как халат, и памперс — Кирилл его чувствовал рукой и животом, к которому прижималось бедро Рахмановой. Все двери он предварительно открыл, поэтому вынес маму Галю и бережно опустил на раскладушку. Поправил её руки и ноги, чтобы правильно лежали — действительно, как у куклы.

— Ну вот и прибыли, мам Галя. — Кирилл оставался на корточках рядом с ней. — Денёк сегодня хороший, только воздухом дышать.

— Дышу, Кирюша, спасибо, — проговорила она, с трудом выговаривая слова. — Ты славный парень, Кирюша. Уговори Егорушку вернуться в институт.

Калякин замолк, растерявшись, не зная, что ответить. Ему показалось, что мама Галя давно заготовила эту просьбу и ждала момента высказать её наедине. Однако он знал и позицию Егора.

— А как же вы, мам Галь?

— А я в доме престарелых буду жить. В городской богадельне. Мне койку там предлагали и уход. — Галина, выбившись из сил, немного помолчала, облизнула сухие бледные губы. — Уговори Егорушку. Вы молодые, вам жить надо, а я своё отжила. Только мучаю ребят своих.

— А Андрей куда? — спохватился Кирилл. — В детдом?

— С Егорушкой поживёт. Накопления у них есть, комнатушку в коммуналке купят. Уговори его, Кирюша. Ты в институт уедешь, вам порознь плохо будет.

Что правда, то правда. Хотя в институт возвращаться Кирилл не собирался, думал об этом с облегчением, будто избавился от тяжкого груза — не любил учиться, ненавидел преподов, сессии и домашние задания. Жить в деревне на вольных хлебах с любимым под боком было заманчивее.

Отвечать ему не пришлось, внутри дома хлопнула дверь, и в окошко веранды высунулся Егор, цепким взглядом сверху охватил сразу всю картину.

— У нас всё в ажуре, — сказал Кирилл и поднялся на ноги. — Ладно, если тут не нужен, пойду на огород. Сорняки объявили мне войну, но они не знают, с кем связались! — он улыбнулся маме Гале, подмигнул Егору и потопал на картофельную плантацию, мысленно перевоплощаясь то в киборга, то в терминатора и издавая звуки поворачивающихся сервомоторов.

Играться быстро надоело. Кирилл нашёл ведро, сорвал с ветки яблоко и откусил. Подошёл к верёвке с перчатками. Во