Последнее лето - Елена Арсеньева

– Ешки-калабошки! – Матрехин схватился за голову икинулся в соседнюю комнату, приговаривая: – Да мы в один секунд все уладим, всеустроим, в один секунд! Митя! Чего сидишь? Уходи покуда! Дела у нас тут, дела!Потом придешь!

Дмитрий пожал плечами и покорно встал из-за стола. Он знал,что Матрехин частенько промышлял и гаданием, и хиромантией, а нынче, значит,займется привораживанием неведомого жениха. Ну и ладно, каждый зарабатывает нахлеб как может: Любаня – передком, дядюшка ее – ловкостью рук, он, Дмитрий… Ох,будь его воля, он, Дмитрий, ничем бы вообще не зарабатывал. Как было бы хорошо,если бы деньги в одночасье упали на него с небес… какое-нибудь наследство, чтоли. Только ведь не от кого ему наследства ждать, кроме как от маменьки, а ейДмитрий ничего дурного не желал, тем паче смерти.

Уж лучше шулером стать, чем матери смерти пожелать, вот-с!

Дмитрий шагнул было к выходу, но Любаня преградила путь иснова зашипела:

– Ты что? Куда? Она там, в сенях, говорю же! Невысовывайся, пролезь через кухню.

На кухне в потолке был люк, ведущий в комнату Дмитрия вовтором этаже. При надобности можно было подставить лесенку и залезть туда. Ктои зачем люк прорубил, никто не знал, им и не пользовались почти, разве толькокогда чинили лестницу в сенях. Но теперь Дмитрий покладисто кивнул: хорошо,мол, через кухню так через кухню, ежели такие дела. И вышел было из комнаты, иуже взялся за лестницу, и даже подставил ее к люку, но по ней не полез:разобрало любопытство поглядеть, что ж там за дурочка пришла привораживатьжениха, а главное, как Поликарп Матвеевич намерен это делать. В том, что сейчасбудет проведен очередной сеанс мошенничества, Дмитрий не сомневался ни наминуту. Поэтому он встал за неплотно прикрытой дверью, спрятал монокль вкарман, чтобы не мешал подглядывать, и вскоре увидел, как Любаня ввела вкомнату барышню в шляпке под вуалью.

«Хорошенькая, – подумал Дмитрий, меряя оценивающимвзглядом стройную фигуру. – Зачем такой хорошенькой кого-то привораживать?За ней и так женихи должны табуном бегать. Хотя, может, она только издалекаскладненькая, а вуальку поднимешь – там тако-ой Бармалей окажется…»

Однако чем дольше он смотрел на предполагаемого Бармалея,тем отчетливей понимал, что где-то уже видел девушку. И голос ее – нервный,сбивающийся – слышал раньше.

– Ты что, уходишь? – испуганно воскликнуладевушка, когда Любаня, усадив ее на табурет, пошла к двери.

– А как же? – обернулась Любаня. – Смотретьчужим нельзя, так колдун сказал. Но ты не бойся, я далеко не уйду, я вон подокошком останусь. Ой, идет он, идет… Ну, спаси тебя Христос!

И Любаня проворно выскочила за дверь. Барышня задрожала истиснула перед собой руки, которые просто-таки ходуном от страха ходили.

Послышались шаркающие шаги, и на пороге комнаты ПоликарпаМатвеевича появилось существо, при виде которого Дмитрий сначала поперхнулся, апотом принужден был прижать руки ко рту, чтобы не разразиться хохотом.

Существо было облачено в вывернутые шкуры, на которых углембыли начерчены непонятные фигуры. После определенных мыслительных усилийудавалось опознать солнце, луну и звезды, нарисованные с той же точностью иподобием, с какими их обычно рисуют дети. Из-под шкур виднелись ватные штаны –желтоватая, старая вата из них торчала клочьями, словно ее кто нарочно драл. Наногах были онучи, подвязанные мочальными витками. На голове существа – какой-товетхий треух, полное впечатление, снятый с огородного пугала. Впрочем, кажется,пугало это никого не пугало и на нем не единожды сиживали птицы как порознь,так и стаями, оставив по себе известные потеки. Треух надежно скрывал половинулица «колдуна», в том числе и изуродованный бельмом глаз, а нижняя часть егобыла прикрыта бородой – знакомой Дмитрию, прежде принадлежащей ПоликарпуМатвеевичу Матрехину. В руках существо держало самый настоящий бубен –совершенно такой, какой Дмитрий как-то раз видел в квартире у своегопетербургского знакомого, выходца из богатой калмыцкой семьи (по преданию,бубен каким-то образом, бог весть каким, принес давнему предку-калмыку счастье,и с тех пор его держали на почетном месте в гостиной, на стене, на персидскомковре, рядом с шашкой, по очередному преданию, принесшей счастье другомупредку, уже русскому). Конечно, тот, петербургский, бубен был тщательноотполирован, мягко блестел, многочисленные медные бубенцы и бляшки, унизывающиеего, были безукоризненно начищены и сверкали, ну а этот бубен давно лишилсябольшей части своих украшений и покрылся от времени трещинами. Звук он издавалнадтреснутый, негромкий, а впрочем, видимо, и его хватило, чтобы заставитьбарышню вздрогнуть и вскочить.

– Сиди… – заунывным голосом выдавило из себясущество и с неким намеком на припляс обошло вокруг стола, то и дело потрясаябубном.

– Зовут тебя как? – провыло оно, и девушка,послушно плюхнувшаяся на стул, снова вскочила, словно гимназистка передначальницей, и дрожащим голоском промолвила:

– Саша… Александра…

«Как?» – чуть не вскрикнул Дмитрий, но, конечно, промолчал,только глаза его расширились от крайнего изумления.

Вот оно что! Все-таки не случайно барышня показалась емузнакомой, даже спрятавшаяся под своей маскировочной сеткой, именуемой вуалью.Ведь это Сашенька Русанова, его полузабытая пассия, с которой он несколько летназад катался на Черном пруде на коньках, шепча в ее холодное, покрасневшее отмороза ушко свои любимые стихи из пушкинской «Русалки»: «Невольно к этимгрустным берегам меня влечет неведомая сила…» – и с которой буквально двенедели назад кружился в вальсе на балу в Дворянском собрании, с удовольствиемглядя, как колышутся мелкие завитки на ее висках, как красиво изогнута ее шея икакая волнующая впадинка видна в глубоком – придворном! – декольтепрелестного бело-зеленого платья. И вот она пришла – куда?! – к шулеру,выдающему себя за колдуна – и зачем?! – привораживать какого-то неведомогожениха…

Ох и дуры эти барышни! Сашка Русанова, ставшая в одночасьеодной из самых завидных невест губернии, пришла к колдуну за любовнымприворотом, хотя ей стоит только бровью повести, чтобы к ее ногам попадалисамые красивые молодые люди Энска, соседних городов, а также и обеих столиц.Конечно, гордясь собой, подумал Дмитрий, среди дешевых искателей богатогоприданого ни в коем случае не оказалось бы человека, носящего фамилию Аксаков!

И вдруг в голову ему пришла мысль, от которой он едва неахнул громогласно. А что, если… что, если этим привораживаемым женихом,предметом мечтаний Саши, является он, Дмитрий Аксаков? Например, Сашкавлюбилась в него после того вальса в Дворянском собрании… Что, если именно нанего будет колдовать сейчас Поликарп Матвеевич? И вдруг, чем черт не шутит, егошарлатанское колдовство окажет свое действие?